Они «убивали, как каннибалы»! Каннибалы, они не соглашались добровольно, чтобы национальные гвардейцы, наступавшие на баррикады позади линейных войск, разбивали черепа их раненым, пристреливали побежденных, закалывали женщин. Каннибалы, которые уничтожали в этой истребительной войне, как ее называет одна буржуазная французская газета. Они поджигали? Однако единственный факел, который они бросили в восьмом округе в ответ на законные зажигательные ракеты Кавеньяка, — это только поэтический, вымышленный факел, как свидетельствует «Moniteur».
«Одни», — говорит Вольферс, — «превозносили программу Барбеса, Бланки и Собрие, другие провозглашали здравицу в честь Наполеона или Генриха V».
А целомудренная «Kolnerin», которая не носит в своем чреве ни Наполеонидов, ни Бланки, уже на второй день восстания объявила, что «борьба ведется во имя красной республики». Зачем же она болтает о претендентах? Но она, как мы уже сказали, — заядлая скрытая республиканка, Робеспьер в юбке, ей всюду мерещатся претенденты, и это заставляет ее трепетать за свою нравственность!
«Почти все они имели при себе деньги, а некоторые даже значительные суммы».
Рабочих было от 30000 до 40000 человек, и «почти все они имели при себе деньги», — это теперь-то, при такой нужде и при таком застое во всех делах! Деньги, должно быть, потому стали такой редкостью, что их припрятали рабочие!
С величайшей старательностью парижский «Moniteur» сообщал о всех случаях, когда у инсургентов были найдены деньги. Таких случаев смогли насчитать не больше двадцати. Разные газеты и корреспонденты приводят те же случаи, а суммы указывают разные. «Kolnische Zeitung», известная своим критическим тактом, принимает эти разные рассказы о тех же двадцати случаях как сообщения о различных случаях, да еще прибавляет к ним все распространявшиеся слухи и все-таки может насчитать не более двухсот случаев. И это дает ей право сказать, что почти все 30—40000 рабочих имели при себе деньги! До сих пор установлено лишь то, что легитимистские, бонапартистские и, может быть, филиппистские агенты, снабженные деньгами, затесались или намеревались затесаться в среду баррикадных борцов. Г-н Пайе, чрезвычайно консервативный член Национального собрания, проведший двенадцать часов среди инсургентов в качестве пленника, заявляет:
«Большинство из них — это рабочие, доведенные четырехмесячной нуждой до отчаяния, и они говорили: лучше умереть от пули, чем от голода!»
«Многие, очень многие из числа убитых», — уверяет Вольферс, — «имели на теле те роковые знаки, которыми общество клеймит преступление».
Это низкая ложь, постыдная клевета, одна из тех гнусностей, которые заклеймил Ламенне, противник инсургентов, сторонник «National», в своей газете «Peuple constituant»[104], а также Ларошжаклен, неизменно рыцарски настроенный легитимист, в Национальном собрании. Вся эта ложь основана на в высшей степени недостоверном, не подтвержденном «Moniteur» утверждении одного корреспондентского бюро, будто было найдено одиннадцать трупов, заклейменных буквами Т. F.{43} Да и была ли когда-нибудь революция, во время которой не нашли бы таких одиннадцати трупов? И какая революция не клеймит этими знаками в сто раз больше людей?
Итак, мы видим, что газеты, воззвания и иллюминации победителей свидетельствуют о том, как они морили голодом, доводили до отчаяния, закалывали, расстреливали, заживо замуровывали, ссылали, издевались над мертвыми. А против побежденных приводятся только анекдоты, рассказанные одним лишь «Constitutionnel», перепечатанные газетой «Independance» и переведенные на немецкий язык «Kolnische». Нет большего оскорбления для истины, как пытаться доказывать ее анекдотом, — говорит Гегель.
Перед домами в Париже сидят женщины и щиплют корпию для раненых, даже для раненых инсургентов. А редакторы «Kolnische Zeitung» вливают им в раны серную кислоту.
Они донесли на нас буржуазной полиции. Мы же, наоборот, советуем рабочим, этим «несчастным», «уяснить себе свои истинные права и обязанности, дать себя приобщить к той науке, которая ведет к порядку, которая воспитывает истинных граждан», воспользовавшись услугами бессмертного триумвирата Дюмона — Брюггемана — Вольферса.
Написано Ф. Энгельсом 30 июня 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 31, 1 июля 1848 г.
Перевод с немецкого
ИЮНЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ (ХОД ВОССТАНИЯ В ПАРИЖЕ[105])
I
Постепенно перед нами вырисовывается вся совокупность событий июньской революции. Сообщения поступают в более полном виде, создается возможность отделить факты от слухов и от лжи, все яснее становится характер восстания. И чем более удается уловить внутреннюю связь событий четырех июньских дней, тем большее изумление вызывают колоссальные размеры восстания, героическое мужество, быстро импровизированная организация, единодушие инсургентов.
План военных действий рабочих, составленный, как говорят, Керсози, другом Распайля и бывшим офицером, сводился к следующему.