Том 6

«Каждый в отдельности» (либеральный конституционалист) «давно уже не скрывает, что сейчас единственное спасение в законной реакции»,

т. е. в том, чтобы сделать закон реакционным пли реакцию законной, чтобы возвести реакцию в закон.

В номере от 15 ноября «Neue Preusische Zeitung» уже не церемонится с «конституционалистами», которые хотели бы возвести реакцию в закон, но не приемлют министерства Бранденбурга — Мантёйфеля, потому что оно хочет контрреволюции sans phrase {без прикрас. Ред.}.

«Ординарных конституционалистов», — говорит газета, — «нужно предоставить их собственной судьбе»!

Вместе пойманы, вместе и повешены!

К сведению ординарных конституционалистов!

В чем же состоит экстраординарный конституционализм Фридриха-Вильгельма IV под эгидой Бранденбурга — Мантёйфеля — Ладенберга?

Официальный правительственный орган, «рыцарша креста ландвера» «с богом за короля и отечество», выбалтывает тайны экстраординарного конституционализма.

«Самым простым, прямым и безопасным целительным средством» было бы, конечно, «перенести Собрание в другое место» — из столицы в казарму, из Берлина в Бранденбург.

Однако этот перенос заседаний является, как проговаривается «Neue Preusische Zeitung», только «пробой».

«Надо», — говорит она, — «испробовать, не «вернет ли себе Собрание в результате перенесения его в другое место, наряду с внешней свободой действий, также и внутреннюю свободу».

В Бранденбурге Собрание будет внешне свободно. Оно там не будет больше находиться под влиянием блуз, оно будет под одним лишь влиянием усатых держиморд.

Ну, а внутренняя свобода?

Освободится ли Собрание в Бранденбурге от предрассудков и пагубных революционных умонастроений XIX века? Станет ли там, в Бранденбурге его душа настолько свободной, чтобы вновь провозгласить феодальное право охоты и весь заплесневелый хлам прочих феодальных повинностей, сословные различия, цензуру, податное неравенство, дворянские привилегии, абсолютную королевскую власть и смертную казнь, от чего в таком восторге Фридрих-Вильгельм IV, расхищение и расточение национального труда

«пройдохами бледными
с видом святым любви, надежды и веры»[42],

голодными захолустными юнкерами, гвардейскими лейтенантами и выслуживающимися карьеристами, — станет ли Собрание даже в Бранденбурге настолько внутренне свободным, чтобы все эти атрибуты старого позора вновь провозгласить официальным символом веры?

Известно, что контрреволюционная партия провозгласила конституционный лозунг: «Завершать выработку конституции!»

Орган министерства Бранденбурга — Мантёйфеля — Ладенберга не желает больше носить эту маску.

«Положение вещей», — признается этот официальный орган, — «дошло до того, что теперь нам уже не может помочь даже и столь желанное завершение выработки конституции. Ибо зачем дальше скрывать, что документ, продиктованный народным представителям, параграф за параграфом, под угрозой дыбы и виселицы и насильно вырванный этими представителями у короны, будет, считаться обязательным только до тех пор, пока его будут отстаивать с помощью самого грубого насилия».

Итак, снова отменить, параграф за параграфом, скудные народные права, отвоеванные Национальным собранием в Берлине, — такова задача Национального собрания в Бранденбурге!

А если оно не реставрирует полностью, параграф за параграфом, весь старый хлам, то оно этим докажет, что, хотя оно и обрело в Бранденбурге «внешнюю свободу действий», оно все же не вернуло себе желательную для Потсдама внутреннюю свободу.

Как же должно действовать правительство против духовной закоренелости, против внутренней несвободы перебравшегося в Бранденбург Собрания?

«Следовало бы распустить его!»— восклицает «Neue Preusische Zeitung».

Но народ, — вдруг приходит ей в голову, — быть может, внутренне еще менее свободен, чем Собрание?