«14–17 июня с. г. во Франкфурте собрался конгресс депутатов от множества образовавшихся в Германии демократических союзов. Готшальк и Аннеке присутствовали в качестве депутатов от кёльнского Рабочего союза. Конгресс, как известно, публично высказался за демократическую республику, и здешние власти ожидали отголосков этого движения, когда на воскресенье 25 июня было снова назначено общее собрание Рабочего союза в Гюрценихе».
Здешние власти ожидали отголосков франкфуртского движения. Но какое же движение происходило во Франкфурте? Демократический конгресс публично высказался за неугодную тенденцию демократической республики. Стало быть, ожидали «отголосков» этой «тенденции» и готовились к борьбе с этим эхом.
Как известно, демократический конгресс во Франкфурте и избранный для выполнения его решений Центральный комитет в Берлине[132] заседали без всяких помех со стороны правительств.
Немецкие правительства должны были, следовательно, несмотря на неугодную им тенденцию, признать законность франкфуртского конгресса и намеченной им организации демократической партии.
Но кельнские власти «все же ожидали» отголосков франкфуртского движения. Они ждали повода уличить Готшалька и его товарищей в нарушении закона. Чтобы создать этот повод, полицейское управление командировало 25 июня «полицейских комиссаров Луттера и Хюннемана» на общее собрание Рабочего союза в Гюрценихе и «особо вменило им в обязанность наблюдать за всем, что там будет происходить». На этом же общем собрании случайно присутствовал «переплетчик Иоганн Мальтезер», который, как с сожалением отмечает обвинительный акт, «был бы главным свидетелем, если бы не состоял на службе у полиции», т. е., другими словами, если бы он не был платным полицейским шпионом. И, наконец, на этом собрании оказался, вероятно из чистейших побуждений патриотического фанатизма, «референдарий фон Гроте», который передает речь Аннеке на общем собрании «подробнее всех, ибо он записал ее тут же во время заседания».
Итак, ясно: кёльнские власти ожидали, что 25 июня Готшальком и его товарищами будет совершено преступление. Были приняты все полицейские меры, чтобы констатировать это преступление в случае, если оно совершится. А уж если власти чего-нибудь «ожидают», они не любят ждать понапрасну.
«На основании донесений» полицейских комиссаров, командированных, чтобы констатировать ожидаемое преступление, и на основании сведений от других подручных
«власти возбудили 2 июля судебное преследование против Готшалька и Аннеке за произнесенные ими» (читай: ожидавшиеся) «на этом открытом собрании бунтовщические речи. 3 июля они были арестованы, а их бумаги конфискованы.
5 июля, после допроса ряда свидетелей и поступления новых данных, следствие было распространено на всю предшествующую деятельность руководителей Рабочего союза, в связи с чем привлечены к ответственности и некоторые его члены, например, бондарь Эссер и другие. Результаты, которые дало следствие против обвиняемых, относятся частью к их речам в Рабочем союзе, частью к их бумагам и к распространявшимся ими печатным материалам».
Результаты, которые действительно дало следствие, заключаются в том, — и мы завтра докажем это на основании самого обвинительного акта, — что ожидавшееся на 25 июня движение свелось к движению властей (к этому отклику франкфуртского движения); что Готшальк и его товарищи должны были поплатиться шестимесячным строгим предварительным заключением за обманутые 25 июня ожидания властей. Нет ничего опаснее, как обмануть надежды властей на получение медали за спасение отечества. Никому не хочется обмануться в своих ожиданиях, а тем паче представителям государственной власти.
Если весь способ, каким было инсценировано преступление 25 июня, доказывает, что власти были единственными творцами этой криминалистской драмы, то знакомство с материалами следствия позволяет нам оценить по достоинству ту хитроумную изобретательность, с какой этот пролог был растянут на шесть месяцев.