– Умница – ты всегда был весельчаком, но говорим лаконичней, без мелких деталей, чтобы не засветиться… извини, это не ты меня узнал, а я тебя вспомнил, поэтому – ход твой… главное, как человек не глупый, к тому же джентльмен в далеком прошлом, исходи из простой, однако метафизической арифметики жизни: один ум – хорошо, а два – лучше, но оба хуже одного, главное, не понятно чьего именно… это никак не может дойти до Дребеденя – тупого животного.
– Правда в том, что на самом деле он вовсе не мой шеф, а всего-навсего «одолжил» меня, крысеныш, в натуре, у моего шефа, который стоит гораздо выше… считай, он уже сам зам. дьявола с двумя звездами в петлицах, бригадный комиссар Люциан Тимофеевич, здешняя кликуха Люцифер… я б его маму ебал, хотя сам он с меня не слазит – приходится круглые сутки хером искру высекать из оловянной миски.
12
А.В.Д., имея очень стойкую с детства аллергию души на матершину, но не забыв уроков Учителя, мастерски захохотал – он был действительно потрясен неожиданным сообщением своего крайне растерянного знакомого, похожего в тот момент на беспомощного человека, раздетого догола и силком вытащенного для всенародного обозрения прямо на площадь Дзержинского; сообщение было полно поистине выигрышных возможностей.
«Да это же прямо два туза в редчайшем из прикупов, взятом после безумно рискованного объявления десятерной, равной самоубийству и одной ничтожнейшей из надежд – надежде на осечку пистолета… странно, я почему-то чувствую, что никакого не имею высоконравственного права просить Лубянова не распоясываться, не материться… плевать мне теперь на застарелую аллергию – пусть уж выражается как угодно и сколько хочет, отлично его понимаю».
Лубянов, всегда готовый к игровым надобностям, тоже засмеялся «для зрителей» и продолжал: – Между нами, похоже, что Дребедень берет верх и тогда моему зам. дьявола Люциферу, очень большому, надо признаться, эрудиту и умнику, – кранты, чалма, вышак без суда и следствия. – Дима, клянусь еще раз, это прекрасно, это, поверь мне, единственный наш шанс – иного не будет… точней, таких шансов бесконечно много, но людям мало когда приходит в голову использовать хотя бы один… начинаем шагать из угла в угол… иногда ты меня поддерживай – я ведь в натуре, как ты говоришь, избит-перебит… только не вздумай подозревать в том, что и я к тебе, как ты ко мне, подсажен – моя обида на тебя сделается очень серьезной, то есть ты не простишь ее сам себе.
Сокамерники показались дневной смене надзирателей только что познакомившимися людьми, охотно веселящими друг друга похабными историйками, чтоб не стебануться со скучищи и от всего того, что постоянно гложет души этих неспроста захомутанных злодеев и вредителей… то один, то другой представляются бабами, обезьянничают, виляют жопами, кокетничают, демонстрируют общеизвестные позы, общепринятые жесты и популярные действия, знакомые не только всем шалопаям и академикам, но и нам, серьзным людям из надзора… при этом оба хватаются за животики, один ходит, поддерживая другого, иногда встают спинами к «очку» – отдыхает вражеская сволочь.
– Раскинь уши, как выражается Дребедень… я – ученый, генетик, сделавший революционное открытие, судя по всему, кажущееся сумасбродным этой идиотине, которому до капитана Лебядкина – как гниде до звезды… открытие – из тех, которые открывают науке и медицине, практически всему человечеству, массу новых путей, ведущих, как нас учат питекантропы агитпропа, к большой победе над природой… но я, как видишь, взят и обвинен черт знает в чем, семья, по словам Дребеденя, тоже взята, а собака отдана в питомник НКВД, где ее поставят на службу трудовому народу, извини, но я с его мамой не поступил бы по-твоему – ничьи мамы тут ни причем.
А.В.Д. коротко изложил Лубянову, во-первых, суть своего фантастического открытия, что непременно должно заинтересовать даже не Ежова, опившегося кровавой сивухой, а что ни на есть самого Сосо; во-вторых, рассказал о крайне рискованном замысле вызволить семью ценой выдачи научной тайны и потери своей жизни – иных вариантов, к сожалению, не имеется.
Однако весь его вид, когда открывалось «очко» или кормушка, говорил соглядатаям о человеке, «выдающем» похабные анекдоты; якобы слушавший их, Лубянов, соответственно, похохатывал и восхищался остроумием занимательных камерных забав.
– Как я понимаю, времена таковы, что Дребедень жаждет похоронить твоего шефа, а заодно и нас с тобой… извини, но ты уже стал носителем ценной информации, полученной от врага народа, от меня, – поэтому являешься почти официальным трупом… Дребедень пришьет тебя к делу твоего бригадного комиссара Люцифера, а мои рукописи закопает вместе со мной… честь открытия будет принадлежать ученым Запада, правительствам которого первостепенно важны новейшие достижения науки… это у нас тут если нет человека, то и нет проблемы, но наука, к счастью, не человек: ее проблем не исчерпать никаким инквизициям и Лубянкам… продолжаем хихикать, но иногда меняем комедию на драмы жизни… ты меня понимаешь?