Г.П. весьма была обрадована и удовлетворена первой крупной моей сделкой с Михал Адамычем, о чем речь впереди; отлично прошла продажа нескольких вещичек, оцененных моим знакомым, очень серьезным знатоком антиквариата и драгоценностей; кроме того, я приобрел лично для себя (по отличной для Г.П. цене) пару перстней с камнями, выложив за них почти всю свою валюту из заначки, – жить стало гораздо легче, правда, не веселей; тайком я сделал это только потому, что Г.П. непременно пожелала бы сделать мне царский подарок, что было бы не в жилу моей совести и нраву; кое-кому из отъезжантов боданул кое-какие вещицы, бесстыдно выменянные шестерками свекра и его партийных боссов у подыхавших блокадников; так что Г.П., по ее словам, оказалась буквально на седьмом небе от свалившегося с него богатства; а мне пришлось взять законные проценты за комиссию.
Затем Г.П. попросила отвезти ее в церковь на Якиманке; там она купила целый сноп свечей, пахнувших теплом и воском сотового меда, а не казенно-присутственным стеарином… в тишине почти пустого Храма, переходя от иконы к иконе, бережно оплавляла концы свечей… их фитильки охотно приникали к уже горевшим фитилькам… загоралось новое пламечко, оно постепенно становилось синеньким посерединке, уютно ограниченным мерцающим нимбиком… потом ставила свечи в подсвечники, перед каждой иконой подолгу молилась во чье-то здравие, за чей-то упокой… слышал, как молила она простить и свекра, и себя, и своего алкаша, и Котю, и меня, и все поганое человечество вместе с самоубийственными для него самого безобразиями… потом поставила свечу Пресвятой Богородице и, нисколько меня не стесняясь, восславила Ее за дарованную бабью радость… когда мы вышли на улицу, Г.П., благостно вздохнув, сказала:
«Не могут быть такие состояния тела и души не ниспосланными свыше… слава Тебе, Господи, кажусь себе девчонкой… не выпить ли нам, милый Володенька, по бокалу вина?.. чур угощаю я!»
Вечером, на даче, я почти молитвенно приложился к отметинкам щербинок церковного пола на коленках Г.П. – к щербинкам милым, ощутимым лишь губами…
Вскоре, после разрешения кое-каких дел Г.П. отвезла меня и ту свою посольскую дамочку из шумливо чумеющего города на дачу; она смелела за рулем, когда я был рядом; по дороге то и дело проклинала чудовищные пробки и шустрые, явно бандитские джипы, просто-таки отшвыривавшие в стороны гаишников; Опс задрых, как только улегся на заднем сиденье, ибо обожал спать в тачке и правильно делал, что спал; однако при внезапном торможении, а также на крутых поворотах, он вскакивал и строго смотрел то в ветровое стекло, то в нашу сторону: мол, что за резкости, что за вертуханья, что за неполадки в движении?..
Дорожные сложности так злили Г.П., что она высказала фантастически смелую, явно невыполнимую мысль, словно была не водилой, а наиболее воинственной амазонкой давних времен.
«Если б на месте бывшего партократа находился какой-нибудь крутой умелец, а не пьянь уральская, то при нем урочьи похоронные шествия и катафалки, на корню убивающие время личной жизни рядовых водителей, вроде меня, по крайней мере, сделали бы упорядоченными, черт бы их всех побрал… бандиты друг друга заваливают, а мы, видите ли, должны мучаться… почему, скажите мне, Ельцин не может, как после войны кровожадный Сталин с бессердечным Жуковым, одним разящим ударом избавить порядочных граждан от основных паханов?.. это же канальи, разыгрывающие вакханалии на кладбищах… невероятно – ноге рядового человека уже не ступить в приличную могилу, а над бандитами возводят колоссальные куски мрамора, привезенного самолетами паханов прямо из Италии… не удивлюсь, если рядом с могилой свекра одному из таких отгрохают малахитовую глыбу… а гробы?.. каждый из них дороже крохотной конуры в экологически захудалом районе… ответьте мне: где мы живем?.. кажется, что нас окружают люди, в одночасье превратившиеся в акул, крокодилов, змей, шакалов, гиен и грифов… так где же мы живем, если не в настоящем бытовом аду?.. а Америка ссыт в потолок и называет этот беспредел перестройкой».