Том 6

Бианка, сидя в старом, золоченой кожи кресле, глядела на спящего — на глубокие впадины чуть пониже его висков, на седые щетинки вокруг рта, которые слабо шевелились от его дыхания. Уши у нее горели огнем. Глядя, как этот дряхлый старик, который, оказывается, так ей дорог, ведет великую битву за свою идею, Бианка чувствовала, что теряет обычную выдержку, что душа ее смягчается и трепещет. Ее вдруг охватило страстное желание стушеваться. Какое имеет значение, первое или второе место она занимает в сердце Хилери? Дух ее так явно покажет, что он способен к самопожертвованию, что Хилери за одно благородство отдаст ей пальму первенства. В этот момент она, кажется, была готова заключить в объятия эту простенькую девушку, поцеловать ее. Тогда бы конец всем тревогам! Один краткий миг златокрылая птица, посланец Гармонии, реяла перед ней. От этого состояния экзальтации нервы Бианки вибрировали, как скрипичные струны.

В половине четвертого мистер Стоун проснулся, и Бианка тотчас протянула ему вторую чашку крепкого бульона.

Он выпил все и спросил:

— Что это?

— Мясной бульон.

Мистер Стоун посмотрел на пустую чашку.

— Я не должен был это пить. Корова и овца находятся на той же ступени, что и человек.

— Ну как ты себя чувствуешь, дорогой?

— Я способен диктовать ранее написанное, не больше, — ответил мистер Стоун. — Она пришла?

— Еще нет. Но я пойду и приведу ее, если хочешь. Мистер Стоун грустно поглядел на дочь.

— Это значило бы, что я отнимаю у тебя время, — сказал он.

Бианка ответила:

— Мое время ничего не стоит.

Мистер Стоун протянул руки к огню.

— Я не соглашусь быть кому бы то ни было в тягость, — сказал он, очевидно, про себя. — Если дошло до этого, я должен уйти!

Бианка, встав перед ним на колени, прижалась горячей щекой к его виску.

— Но до этого же не дошло, папа!

— Надеюсь, что нет. Я хочу прежде окончить свою книгу.

Осмысленность этих двух последних замечаний ужаснула Бианку больше, чем все его лихорадочное бормотание.

— Ты посиди смирно, — сказала она, — пока я пойду и разыщу ее.

Она вышла из комнаты с таким ощущением, как будто чьи-то руки сжали ей сердце и рвут его на части.

Полчаса спустя вошел тихонько Хилери и встал у двери. Мистер Стоун, сидя на самом краю кресла, положив руки на подлокотники, медленно поднимался на ноги и снова медленно заваливался назад: он проделал это уже много раз, силясь встать. Увидев Хилери, он сказал:

— Два раза мне удалось.

— Я очень рад, сэр. Быть может, теперь вы отдохнете?

— Это все мои колени, — сказал мистер Стоун. — Она пошла разыскивать ее.

Сбитый с толку этим известием, Хилери сел и стал ждать.

— Я вообразил, что, уходя из жизни, мы становимся ветром, — проговорил мистер Стоун печально и посмотрел на Хилери. — Вы тоже так полагаете?

— Для меня это новая мысль.

— Она несостоятельна, но она успокаивает. Ветер нигде и повсюду, и ничто от него не скрыто. Когда я почувствовал, что мне недостает этой юной девушки, я пытался, в определенном смысле, стать ветром, но я понял, что это трудно. — Он отвел взгляд от лица Хилери, не заметив его невеселой улыбки, и снова уставился на яркий огонь. — «В те дни, — сказал он, — отношение людей к вечным дуновениям воздуха было отношением миллиарда маленьких отдельных сквознячков, направленных против юго-западного ветра. Они не хотели смешиваться с этим мягким» вздохом, который испустила луна, но дули в ее лик через трещины и щели и замочные скважины, и их уносило в прозрачное странствие, и они свистели, протестуя». — Он снова попробовал встать, видимо, желая подойти к конторке и записать эту мысль, но не смог и горестно посмотрел на Хилери. Как видно, он хотел было попросить его о чем-то, но удержался. — Если я буду усердно упражняться, — бормотал он, — я это преодолею.

Хилери встал и принес ему бумагу и карандаш. Наклоняясь к старику, он увидел, что глаза его подернуты влагой. Зрелище это так разволновало Хилери, что он поспешил отвернуться, пошел и принес книгу, чтобы подложить ее под бумагу.

Кончив писать, мистер Стоун закрыл глаза и откинулся в кресле. Тяжелое молчание нависло над этими двумя людьми разных поколений и столь несходных характеров. Хилери нарушил это молчание.

— Сегодня я слышал кукушку, — сказал он почти шепотом, на случай, что старик, быть может, уснул.

— У кукушки нет ни в малейшей степени чувства братства.

— Я прощаю ее — за ее кукование, — пробормотал Хилери.

— Ее кукование маняще, — сказал мистер Стоун, — оно возбуждает половой инстинкт. — И добавил про себя: — А она еще не пришла!

В тот момент, как он произносил эти слова, Хилери услышал легкий стук в дверь. Он встал и открыл ее. На пороге стояла маленькая натурщица.

ГЛАВА XXIX ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЛЕНЬКОЙ НАТУРЩИЦЫ