Том 6

Значительная часть дополнений приходится на части вторую и третью романа. Они затрагивают картину развития отношений Обломова и Ольги (см.: там же, с. 268, вариант к с. 194, строки 4-6; с. 270, вариант к с. 196, строки 28-31; с. 271, вариант к с. 199, строки 6-8; с. 274, варианты к с. 202, строки 25-29 и 31-34; с. 292, вариант к с. 232, строки 6-9; с. 300, вариант к с. 241, строки 15-27; с. 302, вариант к с. 244, строки 40-44; с. 307, вариант к с. 253, строки 24-26; с. 313, вариант к с. 260, строки 12-21; с. 338, вариант к с. 286-287, строки 39-35; с. 381, вариант к с. 365, строки 20-23; с. 385, вариант к с. 368-369, строки 39-21; с. 388, вариант

91

к с. 371, строки 19-28), Штольца и Ольги (см.: там же, с. 264, вариант к с. 189, строки 34-40; с. 406, вариант к с. 402, строки 24-27; с. 407, вариант к с. 403, строки 27-29; с. 408, вариант к с. 405, строки 1-6), обрисовку характера Ольги (подчеркивание ее рассудительности, вернее, рассудочности и рационалистичности – см.: там же, с. 299, вариант к с. 241, строки 7-14; с. 301, вариант к с. 243, строки 25-28; с. 310, вариант к с. 257, строки 1-4; с. 313, вариант к с. 260, строки 12-21; с. 328, вариант к с. 273-274, строки 36-26; с. 388, варианты к с. 371, строки 7-16, 19-28), диалоги (см.: там же, с. 260, вариант к с. 168, строки 1-2, 14-15; с. 341, вариант к с. 289, строка 26; с. 351, вариант к с. 309, строка 36; с. 357, вариант к с. 323, строки 6-7; с. 361, вариант к с. 329, строка 11; с. 372, варианты к с. 349-350, строки 44-1, и к с. 350, строка 31; с. 374, варианты к с. 352, строки 6, 18-19, 36; с. 384, варианты к с. 367, строки 23-25, 26; с. 385, варианты к с. 368, строки 15, 16-18, и др.).

Что же касается правки в части четвертой, то она почти не затрагивает центральной ее темы – жизни Обломова на Выборгской стороне. Правится текст глав IV и VIII, продолжающих рассказ о семейной жизни Штольца и Ольги (см.: там же, с. 406, варианты к с. 402, строки 24-27; с. 408, варианты к с. 404, строки 22-23 и 36, а также к с. 405, строки 1-6; с. 424, вариант к с. 464, строки 32-33). Заметная вставка, касающаяся Обломова, возникла в несколько декларативном монологе Штольца, обращенном к Ольге и характеризующем «честное, верное сердце» Ильи Ильича («Многих людей я знал с высокими качествами, но никогда не встречал сердца чище, светлее и проще; многих любил я, но никого так прочно и горячо, как Обломова. Узнав раз, его разлюбить нельзя…» – там же, с. 427, вариант к с. 467, строки 35-44). Еще одна деталь появилась в последнем диалоге Ильи Ильича и Штольца (следом за признанием Обломова, что ребенок, которого Штольц только что видел, – его сын, теперь идут слова: «Его зовут Андреем в память о тебе! – досказал Обломов разом и покойно перевел дух, сложив с себя бремя откровенности» – там же, с. 436, вариант к с. 483, строки 21-23). Очевидно, имя мальчика возникло в связи с намерением ввести в конец главы очередную крупную вставку (монолог Штольца), начинающуюся со слов: «Нет, не забуду я твоего Андрея…» (там же, с. 436, вариант

92

к с. 484, строки 1-15), которой предшествовала еще одна – ответ Ильи Ильича на просьбу-требование Штольца покинуть «эту яму, болото»: «…мне давно совестно жить на свете!» (там же, с. 435, вариант к с. 482, строка 22). Три последних дополнения появились под влиянием «совета» одного из «приятелей» Гончарова, вероятно присутствовавшего на каком-либо из чтений романа. По этому поводу Гончаров писал в статье «Лучше поздно, чем никогда»: «Я закончил свою вторую картину русской жизни, Сна, нигде не пробудив самого героя, Обломова. ‹…› В последнем свидании со Штольцем только вырывается у Обломова несколько сознательных слов – и напрасно я вставил их. Я поместил их в конце, когда один приятель, гонявшийся всегда в произведениях искусства за сознательною мыслию, но мало вообще доступный непосредственному действию образа, заметил мне: „Что же он, ужели не отзовется на призыв Штольца?”

Я и вставил несколько слов, из которых выглядывает сознание и самого Обломова.

И образ его немного, так сказать, тронулся от этого, немного потерял целости характера: в портрете оказалось пятно. Но это, к счастию, в самом конце. Не надо было трогать вовсе. ‹…› Образы так образы: ими и надо говорить.

Штольц, уходя в последний раз, в слезах говорит: „Прощай, старая Обломовка: ты отжила свой век!”

И того бы не нужно было говорить. Обломов сам достаточно объясняет себя, прося Штольца уйти, не трогать его, говоря, что он прирос одною больною половиною к старому – отдери – будет смерть!

Этим бы и следовало закончить вторую картину Сон, то есть непробудимым сном…».

***

После выхода в свет текста романа в журнальном варианте до появления его первым отдельным изданием (30 сентября 1859 г.) прошло менее полугода. Фактически же для дальнейшей работы над текстом у Гончарова не было и месяца: цензурное разрешение на выпуск романа было дано еще 8 мая. И тем не менее текст правился с первых страниц до последних. Следует предположить, что исправления велись по мере выхода книжек журнала,

93