Читаем Том 6 полностью

его в романе: «…с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды» – снимается слово «необъятно» (там же, вариант к с. 9, строка 11). Из фразы: «А Обломов, лишь проснется утром, первый образ в воображении – образ Ольги, во весь рост, с веткой сирени в руках» – изымаются слова: «во весь рост» (там же, с. 469, вариант к с. 237, строка 8). Во фразе: «Он молча спрятал его (письмо. – Ред.) в карман и сидел подле нее, повесив голову» – Гончаров снимает слова «подле нее» (там же, с. 471, вариант к с. 256, строка 23). Обращают на себя внимание еще два случая сокращений. Первый – это удаленная из текста «натуралистическая» деталь после слов: «Обломов с вечера, по обыкновению, прислушивался к биению своего сердца» – до 1862 г. следовало: «потом ощупал его руками, поверил, увеличилась ли отверделость там…» (там же, с. 470, вариант к с. 248, строки 20-21). Второй – заключительные слова из письма Обломова к Ольге («с той ветки, на которую сели невзначай» – там же, вариант к с. 252, строки 43-44).

И наконец, в издании оказались снятыми даты в конце части второй («1857 года») и в конце всего романа («1857 и 1858 гг.»), присутствовавшие в отдельном издании 1859 г. Но не появилась и новая дата, заключающая роман, – «1862 г.», чего следовало бы ожидать, если бы Гончаров хотел подчеркнуть особый статус этого текста.

Но текст не только сокращался: в него введены и единичные дополнения. Новыми словами в главе VIII части первой дорисовывается картина шумной городской жизни, прерывающая мечты Обломова о сельской идиллии: помимо «крика рабочих» теперь «с улицы несется треск от езды. Везде говор, движение!» (там же, с. 451, вариант к с. 77, строка 17). В главе II части второй словами: «что человек вообще слишком испорчен и что нет еще настоящего воспитания» (там же, с. 463, вариант к с. 164, строка 2) – дополняется фрагмент текста, в котором Штольц раскрывает суть своего «пуританского фанатизма». В конце главы XII части третьей после фразы: «- Снег, снег, снег! – твердил он бессмысленно, глядя на снег…» – Гончаров вписал слова: «…густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. – Всё засыпал! – шепнул потом отчаянно…» (там же, с. 484, вариант к с. 373, строки 26-28).

103

Что же касается остальной правки, которую сам писатель охарактеризовал словами: «…кое-где сглажен слог…», то она достаточно обильна и за некоторыми исключениями ничем не отличается от обычной гончаровской стилистической правки. Совершенно естественно, что количество ее заметно уменьшается начиная с части второй романа, написанной, как и две следующие, уже после изменения первоначального замысла. При этом правка не только уменьшается, но становится мельче и единообразнее. Последнее, правда, не относится к некоторым не очень многочисленным заменам, разбросанным по всему тексту романа. В злом монологе Тарантьева, обрушившегося на Штольца, который уехал, по словам Обломова, за границу учиться, в тексте: «…не верь ему: он тебя в глаза обманывает, как малого ребенка» – слова: «как малого ребенка» (наст. изд., т. 4, с. 52) – заменяются словами: «как твой староста» (наст. изд., т. 5, с. 449, вариант к с. 52, строки 34-35). От замены «любовные интриги» на «любовные отношения» и изъятия слова «повести» приобрел другой оттенок фрагмент, характеризующий отношения Обломова с женщинами в ту пору, когда он еще бывал в свете, т. е. до встречи с Ольгой: все это были невинные кратковременные увлечения (там же, вариант к с. 58, строки 40-41, 43). В описании библиотеки Обломова, состоящей «из одних разрозненных томов по разным областям знаний», появляются слова: «по всем частям знаний» (там же, с. 450, вариант к с. 63, строка 13; тем самым Гончаров избегает близкого соседства созвучных слов: «разрозненных» и «разных»). Почти весь пространный ответ Захара на вопрос дворника, кто такие сочинители, которые ходят к Обломову: – «Нет, это такие господа, которые сами выдумывают, что им понадобится, – объяснил Захар.

– Что же они у вас делают? – спросил дворник.

– Что? Один трубку спросит, другой хересу… – сказал Захар…» – оказался замененным на текст более краткий и более органичный в устах слуги: «…которые всё валяются по диванам, пьют херес да курят трубки. Иной раз так натопчут, что не дай Бог… – сказал Захар» (там же, с. 462, вариант к с. 148, строки 24-28). В размышлениях Обломова, мучающегося от того, что исчезла «тайная прелесть» в его отношениях с Ольгой, опасающегося, что с ее стороны «пропадет та искра участия, которую он так неосторожно

104

Перейти на страницу:

Все книги серии Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем в 20 томах

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература