Том 6

тишины вносит появление на страницах романа фамилии «Радищев» как фамилии друга, близко знакомого обломовцам человека.1

Можно определить границы «сонного» времени той Обломовки, которая вспоминается Илье Ильичу. Оно, это сонное время, заключено только в пределах его личной памяти и памяти тех, кого он застал. Штольц замечает Обломову: «Ты мне рисуешь одно и то же, что бывало у дедов и отцов». Временны́е границы указывает и возраст Захара: «Захару было за пятьдесят лет». За это время прошли две эпохи: одна, когда на первый план выступала

168

«безграничная преданность» слуг «к дому Обломовых», и вторая, позднейшая, с ее «утонченностью и развращением нравов» (см.: наст. изд., т. 4, с. 67), – и сменились два или три поколения.1 Следовательно, это конец XVIII – первая половина XIX в., и именно в этих границах следует учитывать исторические события2 (хотя самого Гончарова чтение семейного «Летописца» должно было увести в XVIII век несколько глубже).

Исторический фон был подробно, с привлечением обширных архивных материалов, изучен П. С. Бейсовым. Он в основном сосредоточил свое внимание на необломовских, неидиллических подробностях существования Симбирска и Хухорева, сняв тем самым с русской провинции «обвинение» в косности, сплошном застое (исследователь писал о жестоком обращении помещиков с крестьянами, крестьянских бунтах, просветительской деятельности декабристских и масонских обществ, зарождении революционно-демократического движения в губернии). «Реконструируя» впечатления, которые могли

169

запасть в память Гончарова в период работы секретарем канцелярии губернатора в 1834-1835 гг., Бейсов утверждал: «Это первый шаг в расширении рамок тех „впечатлений бытия”, которые приведут писателя к „Обломову”».1

В качестве места, где Гончаров мог близко наблюдать деревенскую жизнь, отразив затем свои наблюдения в описании Обломовки, Бейсов назвал Хухорево, где Гончаров гостил у сестры во время своего приезда на родину в 1849 г. Зятя Гончарова М. М. Кирмалова Бейсов назвал «прототипом силуэта барина» во «Фрегате „Паллада”».2 Письма Гончарова подтверждают если не этот факт, то причисление писателем своего родственника к обломовцам, наряду с его сыновьями, особенно Виктором Михайловичем. Об отношениях Кирмаловых с крестьянами Гончаров (в сохранившихся письмах) не упоминал, обсуждая лишь семейные дела. Бейсов же на основании архивных материалов рассказал о событиях в деревне, приведших к тому, что М. М. Кирмалов был убит своими крестьянами в июле 1850 г.

Еще на одну реалию Симбирской губернии указал К. А. Селиванов: он полагал, что впечатление от обстановки дома княгини Е. П. Хованской (сестры декабриста В. П. Ивашева) в Репьевке (Репьевка, Архангельское, Ботьма тож, Ставропольского уезда Симбирской губернии), ранее принадлежавшего богатому помещику Н. А. Дурасову,было частично использовано в описании Обломовки.3 В этом доме помещался «небольшой пансион для детей окрестных дворян» священника Федора Степановича4 Троицкого. Там Гончаров учился в 1820-1822 гг., о чем писал в автобиографиях.

Следует заметить, что этот пансион не был первым в его жизни: Гончаров в письме к брату от 29 декабря 1867 г. иронически описывал и другой, который они посещали раньше. Н. А. Гончаров просил прислать автобиографию для напечатания в упомянутом выше «Сборнике исторических и статистических материалов Симбирской

170

губернии». Гончаров отвечал ему: «Вон ты упомянул и о том, что забыл фамилию какой-то чиновницы, содержавшей пансион, куда нас возили учиться читать и писать: да, это в самом деле жаль – какая потеря для потомства и человечества вообще, что оно не узнает, где учился выводить азы такой великий человек, как я? Уж ежели вспомнишь фамилию, так не забудь прибавить, что она была рябая, как терка, злая и стегала ремнем по пальцам тех, кто писал криво или высовывал язык, когда писал».

О пансионе в Репьевке у писателя осталось совсем иное впечатление. В том же письме он говорил: «С благодарностью упомяну о Ф. С. Троицком, у которого жена-немка, знавшая и по-французски, положила основание иностранным языкам, да там же я нашел несколько книг, которые и заронили во мне охоту к чтению». Троицкий, по воспоминаниям современников, был человеком образованным, обладавшим хорошими манерами, прекрасно говорил проповеди. Ничего общего с Иваном Богдановичем Штольцем он, по видимости, не имеет.1

4 ‹Литературная родословная романа›

«Обломов», согласно поздним разъяснениям самого Гончарова, занимает центральное место в романной «трилогии» (статьи «Лучше поздно, чем никогда» (1879) и «Предисловие к роману „Обрыв”» (конец 1860-х гг.; опубл. 1938)). Но то, что говорит писатель по поводу связи «Обломова» с первой частью «трилогии», романом «Обыкновенная история», носит общий характер: Гончаров пишет о связи эпох и преемственности образов главных героев романов; так, обозначена связь между Надинькой из «Обыкновенной истории» и Ольгой Ильинской, – образами, по мнению Гончарова (не бесспорному)

171