Но чем доступнее была для Германика возможность захвата верховной власти, тем ревностнее он действовал в пользу Тиберия. Он привел к присяге на верность Тиберию се-кванов и соседствующие с ними племена белгов. Затем, узнав о возмущении легионов, он поспешно направился к ним и они вышли из лагеря ему навстречу, потупив глаза, как бы в раскаянии. После того, как, пройдя вал, он оказался внутри укрепления, начались раздаваться разноголосые жалобы и некоторые из воинов, схватив его руку, как бы для поцелуя, всовывали в свой рот его пальцы, чтобы он убедился, что у них не осталось зубов; другие показывали ему свои обезображенные старостью руки и ноги. Он приказал собравшейся вокруг него сходке, казавшейся беспорядочным скопищем, разойтись по манипулам — так они лучше услышат его ответ — и выставить перед строем знамена, чтобы хоть этим обозначились когорты; они нехотя повиновались. Начав с прославления Августа, он перешел к победам и триумфам Тиберия, в особенности восхваляя те из них, которыми тот отличался в Германии вместе с этими самыми легионами. Далее он превозносит единодушие всей Италии, верность Галлии; нигде никаких волнений или раздоров.
Но когда он заговорил о поднятом ими бунте, спрашивая, где выдержка, где безупречность былой дисциплины, куда они дели своих центурионов, все они обнажают тела, укоризненно показывая ему рубцы от ран, следы плетей... Были и такие, что требовали раздачи денег, завещанных божественных Августом; при этом они высказывали Германи-ку наилучшие пожелания и изъявляли готовность поддержать его, если он захочет достигнуть верховной власти. Тут Гер-маник, как бы запятнанный соучастием в преступлении, стремительно соскочил с трибунала. Ему не дали уйти, преградили дорогу, угрожая оружием, если он не вернется на прежнее место, но он, воскликнув, что скорее умрет, чем нарушит долг верности, обнажил меч, висевший у него на бедре и, занеся его над своей грудью, готов был поразить ее, если бы находившиеся рядом не удержали силой его руку. Однако кучка участников сборища, толпившаяся в отдалении, а также некоторые, подошедшие ближе, принялись — трудно поверить! — всячески побуждать все же пронзить себя, а воин по имени Казузидий протянул ему свой обнаженный меч, говоря, что он острее. Эта выходка показалась чудовищной и вконец непристойной даже тем, кто был охвачен яростью и безумием. Воспользовавшись мгновенным замешательством, приближенные Цезаря увлекли его с собой в палатку.
Там они принялись обсуждать, как справиться с мятежом... Положение представлялось тем более угрожающим, что враги знали о восстании в римском войске и было очевидно, что они не преминут вторгнуться, если берег Рейна будет оставлен римлянами; а двинуть против уходящих легионов вспомогательные войска и союзников — значил о положить начало междоусобной войне. Пагубна стрб^ гость, а снисходительность — преступление; уступить bq, всем воинам, или ни в чем им не уступать — одинаково опасно для государства. Итак, взвесив все эти соображения, онц порешили составить письмо от имени принцепса; в нем говорилось, что отслужившие по двадцати лет подлежат увольнению, отслужившим по шестнадцать лет дается отставка с оставлением в рядах вексиллариев, причем они освобождаются от каких-либо обязанностей, кроме одной, отражать врага; то, что было завещано Августом, чего они домогались, выплачивается в двойном размере.
Воины поняли, что эти уступки сделаны с расчетом на время и потребовали немедленного осуществления обещаний. Трибуны тут же провели увольнение; что касается денежных выдач, то их отложили до возвращения в зимние лагеря. Однако воины пятого и двадцать первого легионов, отказались покинуть лагерь, пока им тут же на месте не выдали денег, собранных из того, что приближенными Цезаря и им самим предназначалось для дорожных расходов. Первый и двадцатый легионы легат Цецина отвел в город убиев; их походный порядок был постыден на вид, так как денежные ящики, похищенные у полководца, они везли посреди значков и орлов. Отправившись к Верхнему войску, Гер-маник тот час же по прибытии привел к присяге на верность Тиберию второй, тринадцатый и шестнадцатый легионы; воины четырнадцатого легиона проявили некоторое колебание, хоть они и не предъявляли никаких требований...