Том 6-7

— Вернее сказать, не запуталось, а прояснилось. Выйди она за меня, я ее на руках бы носил. Даю вам слово… У меня в сердце столько нежности скопилось. Ей хорошо было бы со мной, и мне с ней тоже. И мне этого немного жаль. Но свет ведь на ней клином не сошелся. Найдется с вашей помощью добрая душа, которая меня не отвергнет. Но поторопитесь, дорогая пани, ждать мне уже невмоготу. Хорошо?

Видя, что Свирский не принимает отказ Стефании близко к сердцу, Марыня повеселела. Но, обдумывая уже спокойней ее ответ, припомнила вдруг одну фразу, на которую вначале, огорченная отказом, не обратила внимания, и встревожилась.

— Вы не заметили в одном месте она говорит, что не может вам больше писать после всего происшедшего? Как, по-вашему, что это значит?

— Может быть, Копосик уже сделал ей предложение?

— Нет. Тогда она так и написала бы. И если влюбилась в него, вот уж правда бедняжка: у нее ведь, кажется, никакого состояния нет, и Коповский тоже небогат, так что вряд ли женится на ней.

— Да, — ответил Свирский. — Я тоже об этом думал. Что она в него влюблена, это не подлежит сомнению, но он на ней не женится. — Но вдруг, остановясь, перебил сам себя: — Но в таком случае чего он там торчит?

— Развлекается и других развлекает, — поспешила ответить Марыня, отворачиваясь в замешательстве.

Ответ был уклончивый. С тех пор как муж поделился с ней наблюдениями относительно Коповского и Основской, она часто думала об этом, и пребывание молодого человека в Пшитулове ей самой казалось подозрительным, пользоваться же Стефанией для отвода глаз — просто бесчестным. Тем более если Стефания в самом деле влюбилась в Коповского. И все эти интриги могли в любую минуту раскрыться — не это ли означали, думала с беспокойством Марыня, слова обо «всем происшедшем»? В таком случае это подлинное несчастье для добряка Основского и Стефании.

Поистине дело могло принять самый трагический оборот.

— Завтра же еду в Пшитулов, — сказал Свирский. — Нарочно покажусь у Основских, чтобы видели: я ничуть не обижен. А если там правда что случилось или захворал кто, дам вам знать. Завиловского там, наверно, нет сейчас.

— Игнась в городе. Но завтра или послезавтра он должен наведаться к нам или в Ясмень. Стах сегодня тоже в город собирается. Приятельница моя, сестра Анеля, тяжело больна, мы хотим взять ее к себе, а так как я поехать не могу, едет Стах.

— Сестра Анеля? Та, которую муж ваш называет пани Эмилия? С лицом святой… настоящий фра Анджелико! Очень красивое лицо! Видел ее у вас раза два. Вот если б она не была инокиня…

— И хворает очень, бедняжка. С трудом передвигается. Заболевание позвоночника от чрезмерной работы.

— О, это плохо! — сказал Свирский. — У вас Васковский уже и теперь вот она… Однако вы добрые люди!

— Это все Стах! — воскликнула Марыня.

В эту минуту в конце аллеи показался Поланецкий, который быстрым шагом подошел к ним.

— Я слышал, вы сегодня в город? — спросил Свирский. — Захватите и меня.

— С удовольствием, — отозвался Поланецкий и, обратясь к жене, прибавил: — Марыня, не слишком ли ты много ходишь? Обопрись о мою руку.

Марыня взяла его под руку, и они вместе подошли к веранде. Марыня пошла в дом распорядиться насчет чая. Поланецкий поспешно подошел к Свирскому.

— Я какую-то странную телеграмму получил, — сказал он, — не хотел показывать при жене. Основский осведомляется, не знаю ли я, где Игнаций, и просит по его делу приехать завтра в город. Что это может значить?

— Да, странно, — отвечал Свирский. — Стефания тоже пишет, у них там что-то произошло.

— Может, заболел кто?

— Тогда бы прямо вызвали Завиловского… Если панна Кастелли или тетушка Бронич… сразу бы вызвали…

— А если б Основский побоялся его испугать, мне бы сообщил.

И оба с тревогой посмотрели друг на друга. 

ГЛАВА LVII

На следующий день через полчаса после приезда Поланецкого к нему позвонил Основский. Услышав звонок, Поланецкий сам пошел открывать. Со вчерашнего дня его не покидало беспокойство. Он давно опасался, что в Пшитулове в любой момент может произойти взрыв, но тщетно ломал себе голову, с какой стороны это может относиться к Завиловскому.

Основский особенно крепко пожал ему руку, как это делают в минуты трудных испытаний.

— Пани Марыня в Бучинеке? — осведомился тот.

— Да, — отвечал Поланецкий. — Мы одни.В кабинете Основский сел на стул и, опустив голову, с минуту помолчал, прерывисто дыша, — он страдал эмфиземой легких из-за чрезмерных занятий спортом, а сейчас волнение и подъем по лестнице усиливали одышку. Поланецкий подождал немного, но природная живость одержала верх, и он спросил:

— Что случилось?

— Случилось несчастье, — с глубокой печалью в голосе отозвался Основский. — Свадьба Игнация не состоится.

— Не состоится? Почему?