Читаем Том 6 полностью

Подполковник Гусаров рассказывает о сети наблюдательных пунктов, об инструментальной, разведке, о многих иных вещах, которые все, взятые вместе, и составляют его творческий метод артиллериста. Это самое главное, что воспитывается, культивируется в его полку. А боевые успехи — уже следствие всего, результат.

Спиртстрой мы покидаем в потемках. Перед глазами все еще и удары тяжелых снарядов, и стены кирпичных домов за рекой, среди которых мечутся в панике немцы, и рядом с тем — застывшие навсегда в ракитнике серые комочки наших бойцов. Две неизменные стороны вот уже четыре месяца непрерывно идущих боев: с одной стороны — победное, радостное, с другой — то горькое, чем оплачиваются победы. Но хорошо, если бы вместе с потерями непременно достигались и победы. Когда же есть только потери, а до побед никак не дойти, тогда как? Ждать, терпеть, накапливать силы?

В эти дни «боев местного значения» много думается о военном искусстве. Давно прошло увлечение Клаузевицем. Ни о том, что испытывают наши армии под Ленинградом, ни вообще ни о чем, что происходит сегодня в современном мире, Клаузевиц нам рассказать не может. Довоенные полководческие книги если не совсем, то во многом устарели, одни больше, другие меньше, по устарели. Новая война принесла и несет новые проблемы, новые задачи, новый опыт, и пора бы уже разрабатывать новые уставы, новые правила и рекомендации командирам и бойцам.

Атаке, которая захлебнулась на наших глазах несколько часов назад, не хватало чего-то очень важного. Но чего? Мы знаем отвагу наших бойцов, командиров, политруков, этого им ни у кого не занимать. Отвага, следовательно, есть. Но, тоже следовательно, одной отваги для выполнения боевой задачи недостаточно.

Обдумывая события дня, приходим к выводу, что по хватило сегодня одного-единственного: не более не менее — снарядов. Батареи подполковника Гусарова отлично поражали цели за рекой. Ио они не смогли накрыть необходимым мощным огнем траншеи противника, разбить, подавить немецкие пулеметы, перемешать с землей живую силу возле тех пулеметов, в тех траншеях. Снаряды нужны были не считанными десятками, а сотнями, многими сотнями и даже тысячами. Снарядов же в заблокированном Ленинграде столько нет. И вот перед нами заколдованный круг: чтобы вырваться из кольца, надобны в изобилии, в огромном изобилии боеприпасы, а чтобы получить их, необходимо прорвать это кольцо и отнять у врага дорогу в страну.


Уже в довольно поздний час этого дня мы оказались в землянке другого артиллерийского командира — моего тезки майора Всеволода Лаптева, который за отличные действия в боях зимы 1939/40 года получил звание Героя Советского Союза. В полку Николая Алексеевича Гусарова он возглавлял штаб, был его начальником.

В землянке, спрятавшейся в склоне оврага близ Усть-Ижоры, было тепло и светло. Майор сидел за столом, веселый, праздничный. Вокруг, на табуретках, на скамьях, расположились его гости. Майор, как тотчас выяснилось, праздновал день рождения.

— Побывал вот за Невой, на огневых позициях, — сказал он нам. — И по традиции самолично выстрелил из пушки, в расчете которой начинал свою военную службу. Пальнул, попятно, по врагу, по тем целям, стрельбу по которым вы сегодня видели. Присаживайтесь, дорогие друзья корреспонденты, гостями будете. А ну-ка, по штрафной обоим!

Сидим, закусываем водку шпротами, слушаем веселый, разноголосый шум подгулявшей компании, и снова думается о контрастах войны. Там, на снегу в кустарнике перед Спиртстроем, кто-то, может быть, все еще дожидается санитаров, а здесь, в нескольких километрах от тех кустов, именинное пиршество. А вместе из всего этого, как из пестрой смальты, складывается многоцветная, казалось бы, ничем меж отдельными штрихами и мазками не связанная и вместе с тем прочно скомпонованная воедино общим своим напряжением суровая картина войны. Может быть, уже завтра те, кто сегодня сидит здесь, за дощатым, самодельным столом, тоже будут лежать там, на прошитом пулями торфянике…

Майор Лаптев как бы угадал наши мысли.

— В основном-то мы воюем, товарищи корреспонденты. Посидеть вот так с друзьями удается редко. Впервые, пожалуй, за четыре месяца собрались все за одним столом. Воюем, бывает, и иначе, чем вы увидели сегодня за Спиртстроем. Случается, как говорят кавалеристы, и в пешем строю ведем бой. Снарядиков, снарядиков не хватает. Хотя, как мы слышали, рабочий класс Ленинграда выпускает их немало, в таких-то чертовских условиях. Было у нас недавно дело… Это я насчет пешей войны… Понадобилось набрать добровольцев в ударную группу для атаки на известное вам Усть-Тосно. Задача нелегкая. Вы же знаете, как немцы насыщают огнем свою оборону. Мы от бойцов ничего этого не скрыли. «Идете, — говорим, — на смерть, товарищи». И что же? Выстроили одно отделение. «Кто?» Поднялись все руки. Выстроили второе — опять все руки. Третье… Словом, добровольцев назвалось раз в десять больше, чем было надо. Пришлось просто отбирать, называя фамилии.

Перейти на страницу:

Все книги серии В.Кочетов. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное