Читаем Том 6 полностью

— Ну, например, Бурятская. За Байкалом. Далеко в Сибири.

— У вас такая огромная страна, а я побыла в ней очень мало. Правда, встречали так радушно, гостеприимно, что забыть об этом невозможно.

Госпожа Бандаранаике рассказывает о Цейлоне, его истории, экономике, советует, куда мне непременно надо съездить.

— История наша связана с несколькими замечательными местами на острове. Анурадхапура — это древние времена, древние царства. Сигирия, где вы увидите знаменитые пещерные фрески пятого века. Но туда путь труден. Много сотен ступеней на скалу, высеченных в камне, вверх, вверх. Не каждый способен добраться, но кто доберется, не пожалеет о затраченных силах. И конечно же надо побывать в Полоннаруве. Затем в Канди. А впрочем, смотрите и решайте сами, все дороги для вас открыты. Милости просим.

По временам госпожа Бандаранаике то подпирала щеку своей полной смуглой рукой, и тогда это вновь была женщина, обремененная большими и трудными заботами, вдова трагически погибшего мужа; то выпрямлялась в кресле с удобной покойной спинкой, вокруг ее губ обозначались жесткие волевые линии, и я видел государственную деятельницу, участницу крупных международных встреч и переговоров, инициатора серьезнейших экономических и социальных преобразований в стране, руководство которой ей доверили. Все это, несомненно, очень и очень нелегко сочетать — обдумывание проблем развития своей отечественной металлургии с воспитанием собственных детей, оставшихся без отца, национализацию торговли нефтепродуктами с решением вопроса, быть или не быть буддизму государственной религией на Цейлоне, организацию рыболовства в океане с необходимостью зорко следить за тем, что замышляют элементы, враждебные курсу национального прогресса: совсем недавно был раскрыт очередной крупный антиправительственный заговор. Часто она не чувствует должной поддержки в своем правительстве, далеко не все члены кабинета ее единомышленники; есть там разные. Одних надо убедить, других разоружить силой логики, с третьими постараться не вступать в открытый конфликт до времени, хотя иной раз и хотелось бы высказать таким всю правду о них прямо в лицо. То, что называют буржуазной демократией, — коварнейшая демократия, от существа народовластия в пей не осталось ничего, в ней все устроено так, чтобы любые правительства, как только они становятся неугодными денежным мешкам, тотчас бы летели и заменялись другими, угодными. Все будет благовидно, все будет благообразно и вместе с тем беспощадно жестоко.

У правительства Сиримаво Бандаранаике нет своей печати, газет. В руках у него только радио. Это, конечно, тоже дело немалое. Но газеты — великая сила. Они, оплаченные англичанами и американцами, подтачивают, компрометируют начинания правительства; они позволяют себе оскорбительные выходки против самой премьер-министра. Это верные, злобные псы колонизаторов, империалистов.

Трудна, необычайно трудна роль патриота, человека, хоть в какой-то мере заботящегося о народном благе, но вставшего к штурвалу государственной власти в условиях буржуазной демократии. Если он и выстоит перед натиском тайных и явных интриг, то пасть может и под пулей нанятого бандита и под тяжестью черных шаров при голосовании подкупленными голосовальщиками. А если он сильней своих противников, если это могучий человек, способный и пистолет от себя отвести и в зубчатки беспощадных машин голосования не попасть, если он преодолеет все это, то все равно идти по избранной дороге будет со связанными руками и с гирями на ногах.

Нельзя было не почувствовать большого уважения к этой сингальской женщине, поставившей перед собой светлую цель национального расцвета родной земли, родного народа.

5

Мы знакомимся с Коломбо. Побывали в двух-трех музеях. Вышли на предлиннейший бетонный мол, которым гавань ограждена от океана. У цейлонцев существует поверье, будто бы океан терпеть не может женщин, и стоит, дескать, женщине появиться на берегу, он начинает рычать и злиться.

Посмеиваясь над легендой, мы шли по высокой дамбе, в конце которой начинался сам мол. Дамба над уровнем воды поднята метров на шесть, не менее. Внизу — нагромождение каменных глыб. Зелено-синяя вода длинными языками, медленно наплывая, как бы влизывается в щели меж этими камнями. Батюшка океан спокоен, плавен, он широко и глубоко дышит, от него пахнет йодом и еще чем-то свежим, бодрящим, от чего и тебе дышится легко и радостно. Светит вовсю солнце. В небе ни облачка, ни пылинки. И вдруг, когда мы повернулись к океану спиной и принялись разглядывать гавань с кораблями, за нашими спинами, еще над нами метра на два, на три, именно только в этом месте, где мы стояли, кипя, вскинулась длинная крутая волна и так грохнула на нас пудами воды, что мы еле удержались на ногах. Не дожидаясь второй атаки «батюшки», до нитки мокрые, все бросились бежать. Часовой, стоявший у ворот на мол, видя происшедшее с нами, развел руками и показал два пальца: ничего не поделаешь, говорил он этим, океан и одной бы женщины не стерпел, а среди вас их целых две.

Перейти на страницу:

Все книги серии В.Кочетов. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное