Том 6. Дорога никуда. Автобиографическая повесть

Не ожидавший такого признания, Ван-Конет с трудом удерживался от резкой брани, так как ему предстояло терпкое объяснение с отцом, человеком двужильной нравственности и тем не менее выше всего ставящим показное достоинство своего имени.

– Однако, если на то пошло, – в бешенстве закричал Ван-Конет, – таким-то путем и я мог бы уладить все не хуже вас!

– Нет! – Сногден резко схватил приятеля за руку, которую тот хотя вырвал немедленно, однако стал слушать. – Нет, Георг, нет и нет, – я вам говорю. Лишь я мог представить отцу вашему дело в том его значении, о котором мы говорили, в котором уверены, которое нужно рассудить холодно и тонко. Со мной ваш отец вынужден был говорить сдержанно, так как и он многим обязан мне. Дело касается не только ареста Гравелота, а главное, – как поступить с ним после ареста. Судебное разбирательство немыслимо, и я нашел выход, я дал совет, как прекратить все дело, но уже когда пройдет не меньше месяца и вы с женой будете в Покете. До сих пор я еще нажимаю все пружины, чтобы скорее состоялось ваше назначение директором акционерного общества сельскохозяйственных предприятий в Покете. Я работаю головой и языком, и вы, так страстно стремящийся получить это место, не можете отрицать…

– Я не могу отрицать, – перебил Ван-Конет, – что вы зарвались. Повторяю – я сам мог уладить дело через отца.

Он умолк, потому что отлично сознавал, как много сделал Сногден, как неизбежно его отец должен был обратиться к тому же Сногдену, чтобы осуществить эту интригу, при всей ее несложности требующую особых знакомств. Ван-Конету предстоял отвратительный разговор с отцом.

– Уверены вы, по крайней мере, что эта глупая история окончена?

– Да, уверен, – ответил Сногден совершенно спокойно. – А, Вилли, дорогой мой! Что хочешь сказать?

Вбежал мальчик лет семи, в бархатной курточке и темных локонах, милый и нежный, как девочка. Увидев Ван-Конета, он смутился и, нагнувшись, стал поправлять чулок; затем бросил на Сногдена выразительный взгляд и принялся водить пальцем по губам, не решаясь заговорить.

Сын губернатора с досадой и размышлением смотрел на мальчика; настроение Ван-Конета было нарушено этой сценой, и он с усмешкой взглянул на лицо Сногдена, выразившее непривычно мягкое для него движение сердца.

– Вилли, надо говорить, что случилось, или уйти, – сказал Сногден.

– Хорошо! – вдруг заявил мальчик, подбегая к нему. – Скажите, что такое «интри… гланы» – «интриганы»? – поправился Вилли.

Бровь Сногдена слегка дрогнула, и он хотел отослать мальчика с обещанием впоследствии объяснить это слово, но ироническое мычание Ван-Конета вызвало в его душе желание остаться самим собой, и у него хватило мужества побороть ложный стыд.

– Как ты узнал это слово? – спросил Сногден, бесясь, что его руки дрожат от смущения.

– Я прочитал в книге, – сказал мальчик, осторожно осматривая Ван-Конета и, видимо, стесняясь его. – Там написано: «Интри… ганы окружили короля Карла, и рыцарь Альфред… и рыцарь Альфред… – быстро заговорил Вилли в надежде, что с разбега перескочит сопротивление памяти. – И ры… Альфред…» Я не помню, – сокрушенно вздохнул он и начал толкать изнутри щеку языком. – А «интри… ганы» – я не понимаю.

– Сногдену задача, – не удержался Ван-Конет, зло присматриваясь к внутренне потерявшемуся приятелю.

Прямой взгляд мальчика помог Сногдену открыть заветный угол своей души. Нисколько не задумываясь, он ответил воспитаннику:

– Интриган, Вилли, – это человек, который ради своей выгоды губит других людей. А подробнее я тебе объясню потом. Ты понял?

– О да! – сказал Вилли. – Теперь я пойду снова читать.

Он хмуро взглянул на сапоги Ван-Конета, медленно направился к двери и вдруг убежал.

– Однако… – заметил Ван-Конет, потешаясь смущением Сногдена, лицо которого, утратив острую собранность, прыгало каждым мускулом. – Однако у вас есть мужество, или нахальство. Вы так всегда объясняете мальчику?

– Всегда, – нервно рассмеявшись, неохотно сказал Сногден.

– А зачем?

– Так. Это мое дело, – ответил тот, уже овладевая собой и сжимая двумя пальцами нижнюю губу.

– Магдалина… – тихо процедил Ван-Конет.

– Поэтому, – начал Сногден, овладевая прежним тоном, уже начавшим звучать в быстрых, внушительных словах его, – ваш отец подготовлен. Этим все будет кончено.

Ван-Конет встал и, презрительно напевая, удалился из квартиры.

Он не любил толчков чувств, издавна отброшенных им, как цветы носком сапога, между тем Гравелот, Консуэло и Сногден толкнули его хорошими чувствами, каждый по-своему. Он мог отдохнуть на объяснении со своим отцом. В этом он был уверен.

Месть губернатора выразилась замкнутой улыбкой и любопытным выражением бескровного лица; его старые черные глаза смотрели так, как смотрит женщина с большим опытом на девицу, утратившую без особой нужды первую букву своего алфавита.

– Адский день! – сказал молодой Ван-Конет, уныло наблюдая отца. – Вы уже все знаете?

– Меньше всего я знаю вас, – ответил старик Ван-Конет. – Но бесполезно говорить с вами, так как вы способны наделать еще худших дел накануне свадьбы.

– Нет гарантии от нападения сумасшедшего.