Поспешность работы Некрасова над водевилем «Феоклист Онуфрич Боб» засвидетельствована в отзывах современников о пьесе. Критик «Отечественных записок» (1841, № 6, отд. «Театральная летопись», с. 120) упоминает о «поспешности в сочиненьи» водевиля. То же утверждает и рецензент «Литературной газеты», который был несомненно в курсе дел Некрасова — сотрудника этого органа, близкого к его редакции (см.:
Некрасов и сам признавал, что спешил при работе над водевилем и что эта спешка вредно повлияла на его произведение. Вынужденный рецензировать спектакль, в котором исполнялась его пьеса, в «Летописи русского театра» журнала «Пантеон», Некрасов писал, что история Боба «была представлена публике слабо и неестественно» и что неуспех пьесы объясняется тем, что «публика не любит созданий, состряпанных кое-как на скорую руку» (Пантеон, 1841, № 3, с. 18). Об авторецензии Некрасова в «Пантеоне» см.: Некр. и театр, с. 108;
Анонимная авторецензия Некрасова содержала и новую попытку «оживления» образа Боба. Отзыв о водевиле Перепельского в этой рецензии излагался частично от лица Боба, героя пьесы и предшествовавшей ей серии стихотворных фельетонов «Провинциальный подьячий в Петербурге», опубликованных Некрасовым в «Пантеоне» в 1840 г. (№ 2, с. 132, № 3, с. 105–106, № 7, с. 49–50). Признавая свою неудачу в разработке водевильного сюжета, Некрасов, таким образом, не только не отрекался от центрального героя, имя которого стояло в заглавии пьесы, но утверждал жизнеспособность этого образа. Некрасов придавал созданному им типу серьезное значение. Образ чиновника-«литератора», тупого и консервативного, занимал существенное место в творческих замыслах писателя начала 1840-х гг. Любопытно, что этот герой в сознании его автора не был прикреплен к какому-либо одному, определенному произведению или даже литературному жанру. Некрасов стремился создать комический тип-маску, который стал бы нарицательным обозначением всем знакомого, емкого по своему социальному значению явления. Этот герой-тип мог появляться то в стихотворных фельетонах, представляющих собою как бы напечатанный в журнале разговорно-эстрадный монолог, то выходить на сцену в водевиле, то выражать свое мнение в пародийно-критических высказываниях.
Феоклист Боб «своими устами» «подтверждает» в статье Некрасова «реальность» своей личности, кочующей из произведения одного жанра в другое: «Мирно жил я в Пскове, изредка посвящая музам часы досуга. Вдруг меня взяли и вывели на потеху публики. Поверите ли, вывернули наизнанку мои семейные обстоятельства…» (ПСС, т. IX, с. 469).
И в «Провинциальном подьячем в Петербурге», и в водевиле «Феоклист Онуфрич Боб» главным предметом осмеяния были взгляды и понятия провинциального подьячего, которые он агрессивно навязывает окружающим. Боб мнит себя известным литератором и спешит обо всех явлениях современного искусства — театра, литературы, живописи заявить свое мнение. А. В. Никитенко утверждал через пять лет после появления произведений Некрасова о провинциальном подьячем: «…все провинциальное сделалось обреченною жертвою нашей юмористики» (С. 1847, No I, с. 70).
Но несмотря на «провинциализм» этого героя, которого удивляет опасная «вольность» петербургского быта и искусства, образ Боба во многом родствен столичному типу чиновника, представитель которого в стихотворении Некрасова «Чиновник» осуждает писателя, посмевшего задеть его корпорацию (см.: наст. изд., т. I, с. 418). Боб ощущает себя защитником интересов своего сословия — чиновников. Комическое самодовольство героя водевиля, рассматривающего все, что касается его лично, вплоть до своего брака и возможного прибавления семейства, как события государственной важности, от которых «может быть польза отечеству» (явл. 7), его готовность проявить «бдительность», его реплики, вроде «судя по вашим усам, я вижу в вас человека неблагонамеренного» (явл. 10), выходят за грань водевильного комизма. Этот герой трактуется как выразитель охранительных идей, как воплощение ограниченности, «провинциальности» чиновничества. Такой метод обличения получил впоследствии распространение в литературе «натуральной школы». Черты, соответствующие облику Феоклиста Опуфрича Боба, можно усмотреть в иллюстрация Агина к стихотворению «Чиновник» в «Физиологии Петербурга».