Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь

Другая значительная категория авторских вставок в текст романа объединяется темой религии. Писатель делает множество вставок на полях автографа и на отдельных страницах, касающихся идей христианской морали, понятий смирения и долга, философских и культовых основ религии. Вставки эти по содержанию распадаются на две разные части. Одна из них, теснее всего связанная с образом Лизы Калитиной, оттеняет этическую сторону религиозности, способствующей воспитанию нравственной цельности, твердости убеждений, готовности к самопожертвованию во имя блага ближних, — воспитывающей в конечном счете чувство родины. Характерны испещренные вставками страницы, где описывается молитва обездоленных людей, ищущих в церкви утешения (с. 99-100, 147). Писатель дополнительно вводит в текст диалог между Лаврецким и Лизой о значении религии в истории человечества, о смысле христианства (с. 82); делает большую вставку о патриотизме и народолюбии Лизы (с. 103), заключающую сцену спора Лаврецкого и Паншина (весь монолог Паншина, обнаруживающий его презрение к России и поверхностное западничество, также вписан на полях автографа); вставлена мотивировка решения Лизы уйти в монастырь («Я всё знаю, и свои грехи, и чужие, и как папенька богатство наше нажил; я знаю всё. Всё это отмолить, отмолить надо»[152], с. 151). Неоднократно уточняются в тексте те места, где говорится о религиозных расхождениях Лаврецкого и Лизы. В этом смысле обращает на себя внимание последовательность правки в описании «молитвы» Лаврецкого во время обедни, на которую он пришел по просьбе Лизы после известия о смерти Варвары Павловны (конец главы XXXI). Уже в первоначальном варианте текста говорилось, что Лаврецкий, давно не посещавший церкви и не обращавшийся к богу, не произносил и теперь никаких молитвенных слов, а только проникся чувством смирения и умиления при воспоминании о детской своей вере в ангела-хранителя. Далее в автографе следовал текст: «Много лет прошло с тех пор, снова его души коснулся ангел, и он знал, он чувствовал его увлекающую и недремлющую руку». Затем Тургенев решительно зачеркивает этот текст и добавляет детали, как бы оправдывающие умиление Лаврецкого и объясняющие его состояние внешними впечатлениями. Автор вписывает: «Ему было и хорошо и немного совестно. Чинно стоявший народ, родные лица, согласное пение, запах ладану, длинные косые лучи от окон, самая темнота стен и сводов — всё говорило его сердцу» (с. 97). При дальнейшей отделке этого места, уже не в автографе, он еще раз добавляет: «он без слов даже не молился». А в главе XXXIV вписывает не вызывающую сомнений фразу: «В одном только они расходились; но Лиза втайне надеялась привести его к богу» (с. 103).

Тургенев подчеркнул стихийно возникшее стремление Лаврецкого вырваться из круга христианских представлений о долге смирения, отрицавших право человека на счастье. Особенно характерна правка в сцене объяснения Лизы и Лаврецкого перед приглашением Калитиных в Васильевское (глава XXIV, с. 72–73). Первоначально в автографе разговор о женитьбе Лаврецкого занимал всего три строки:

«Зачем же вы женились на ней? — прошептала Лиза и потупила глаза.

Лаврецкий быстро встал со стула.

— Не сердитесь, простите меня, — торопливо произнесла Лиза».

Затем автор дополняет ответ Лаврецкого рассказом о своей неопытности и вводит реплику Лизы о необходимости «исполнять наш долг», которую снова заключает словами: «Лаврецкий быстро поднялся со стула» (см. варианты чернового автографа: Т, ПСС и П, Сочинения, т. VII, с. 345).

Возвратившись к этому месту при доработке, Тургенев сделал на полях против последней фразы помету с восклицательным знаком: «Злее!». В соответствии с этой пометой рассуждение Лизы о долге он заменяет известными нам по окончательному тексту словами; «но тогда надо будет покориться; я не умею говорить, но если мы не будем покоряться…», а фразу: «Лаврецкий поднялся со стула» — заменяет более резкой: «Лаврецкий топнул ногой». В дальнейшем Тургенев еще усиливает реакцию Лаврецкого на слова Лизы, вставив слова «стиснул руки» (в автографе этих слов нет). В этом же смысле характерно дополнение в главе XXIX (разговор Лаврецкого с Лизой о Паншине), где Тургенев вписывает в реплику Лаврецкого: «Умоляю вас, не выходите замуж без любви» — слова: «по чувству долга, отречения что ли… Это то же безверие».

Имеются в автографе и другие вставки, относящиеся также к религиозной проблематике, но отличающиеся совсем другой, сатирической тональностью. К таким вставкам, появившимся в тексте романа на последней стадии работы писателя, относится, в частности, описание суетной набожности барства в сцене всенощной в доме Калитиных (глава XXXII).