Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь

В кругу ближайших знакомых Тургенева к «Первой любви» также отнеслись не все одинаково. Литературные друзья и советчики одобрили повесть. Тургенев писал об этом Фету 13 (25) марта 1860 г.: «Повесть моя называется „Первая любовь“. Сюжет ее Вам, кажется, известен. Читал я ее на днях ареопагу, состоявшему из Островского, Писемского, Анненкова, Дружинина и Майкова <…> Ареопаг остался доволен и сделал только несколько неважных замечаний». Повесть понравилась и Толстым, о чем мы узнаем из письма Тургенева к Фету, где он писал 1 (13) июня 1860 г.: «Мне приятно, что „Первая любовь“ нравится Толстым: это ручательство». «Твоя „Первая любовь“ — восхитительная вещь», — утверждал также А. И. Герцен в письме к Тургеневу от 6 (18) мая 1860 т. (Герцен, т. XXVII, кн. 1, с. 49).

В то же время Е. Е. Ламберт прислала Тургеневу критические замечания некоего г-на Г., касавшиеся, по-видимому, нравственного облика героев повести (см.: Granjard, Ivan Tourguénev, p. 136). Листок с замечаниями г-на Г. утрачен, и о характере упреков неизвестного критика можно судить только по ответному письму Тургенева. Он писал 18 февраля (2 марта) 1861 г. Е. Е. Ламберт: «Возвращаю Вам письмо г-на Г. Должно быть, он прав (мой приятель Виардо точно такого же мнения о „Первой любви“), и мне не служит извинением то, что я нисколько не воображал выбранный мною сюжет безнравственным. Это скорее — une circonstance aggravante (отягчающее обстоятельство). Против одного я однако позволю себе протестовать; а именно: я писал вовсе не с желанием бить, как говорится, на эффект; я не придумывал этой повести; она дана мне была целиком самой жизнью. Спешу прибавить, что это меня не оправдывает; я, вероятно, не должен бы был касаться всего этого. Говорю вероятно, потому что не хочу лгать. Если бы кто-нибудь меня спросил, согласился ли бы я на уничтожение этой повести, так, что и следа бы от нее не осталось… я бы покачал отрицательно головой. Но я с охотой соглашаюсь никогда не говорить и не вспоминать больше о ней».

О. С. Аксаковой «Первая любовь» также не понравилась. Она писала своему сыну И. С. Аксакову 11 (23) апреля 1860 г.: «Повести его <Тургенева> „Накануне“ и „Первая любовь“ даже отвратительны своею безнравственностью» (ИРЛИ, ф. 3, оп. 3, № 39, л. 105 об.).

Тургенев предполагал еще в период работы над повестью, что после ее опубликования его будут обвинять в безнравственности: поэтому он придавал большое значение заключительному эпизоду повести («смерть старушки»), не имеющему прямого отношения к главной сюжетной линии рассказа. Об этом он писал Фету 1 (13) июня 1860 г.: «Приделал же я старушку на конце — во-первых потому, что это действительно так было — а во-вторых потому, что без этого отрезвляющего конца крики на безнравственность были бы еще сильнее».

Резко критиковал повесть Тургенева и Луи Виардо.

Тургенев, очевидно, обратился осенью 1860 г. в редакцию журнала «Revue des Deux Mondes» с предложением опубликовать там перевод «Первой любви», но получил отказ. В ответ на жалобу Тургенева по этому поводу Луи Виардо писал ему 11 (23) ноября 1860 г.: «Я буду говорить о вашей „Первой любви“. Честно говоря, если бы я был редактором „Revue des Deux Mondes“, я также отказался бы от этого маленького романа и по той же причине. Я весьма опасаюсь, что он, незаметно для вас самого, является тем, что справедливо называют нездоровой литературой. Все его персонажи приближаются к отвратительному: и старая княгиня с табаком, и девушка, которая кокетничает своей продажностью, и граф, и поляк, и поэт: никто из них не вызывает участия и не забавляет. Кого же она изберет среди своих обожателей, эта новая „Дама с камелиями“? Женатого мужчину. Снова адюльтер, всегда процветающий и прославляемый адюльтер! Этот мужчина женится на немолодой женщине по расчету, он растрачивает состояние этой женщины на то, чтобы приобретать молоденьких любовниц. Неважно! Это очаровательный, обаятельный, неотразимый человек. Почему, по крайней мере, не сделать его вдовцом? К чему жалкая и бесполезная фигура его жены? А кто же рассказывает эту скандальную историю? Его сын, о стыд! Его собственный сын, который не следует за детьми Ноя, прикрывшими опьянение и наготу своего отца, но который выставляет их на всеобщее обозрение. И не в шестнадцать лет он рассказывает об этом, но в сорок, когда волосы его седеют, и он не находит слова упрека или сожаления по поводу прискорбного положения своих родителей. Чему же служит, после всего этого, талант, растрачиваемый на такой сюжет!»[257]