– Нас на войну шлешь!.. – закричал с колен Разин. – Сам затеваешь, а нас шлешь! Куда хочешь, туда и шлешь, мы не смей пикнуть! Мы не слуги тебе! Не стрельцы!.. Курва ты великая, а не князь великий! – Степан поднялся в рост.
– Плетей! – тоже заорал Стырь. И тоже вскочил.
«Приближенные» бросились к Разину...
– Стой! – остановил их Стырь. И полез с арбы. – Я прокачусь на ем. На Дону, говорят, жеребцы славные – опробую.
Степан смиренно опустился опять на четвереньки.
– Седло! – распоряжался Стырь. – А то я ишо свою царскую собью...
На Разина накинули седло. Он молчал. Стырь сел на него.
– Ну-ка, прокати царя!..
– Куда, великий? Куда, князь всея, всея?..
– За волей... Где она? Я сам не знаю...
Разин громко заржал и поскакал по кругу.
– Э-эх! – орал Стырь. – За волей казакам поехали! Их-ха!
Степан опять заржал, да громко, умело.
– Ну, как воля, казак? Узнал волю?
– Нет ишо, – Степан остановился. – Слазь.
– Я ишо хочу...
– Слазь!
Стырь слез.
Степан опять упал на колени.
– Спасибо, царь-государь, теперь узнали мы до конца твою волю. Спасибо! Спасибо! Спасибо! – Степан трижды стукнулся лбом об землю. – Теперь отпусти нас на Дон – погуляем мы за твою волюшку. Отпускай нас.
– Отпускаю. Меня возьмите с собой на Дон – я тоже погуляю с вами.
– Шиш! Гуляй, братцы! Царь показал, какая будет его воля! Запивай ее, чтоб с души не воротило!..
И загуляли нешуточно. Весь день «запивали волю цареву», усердствовали. Усердствовал и сам атаман. Пил, обнимал Семку Резаного, Матвея Иванова, плакал... Потом свалился и уснул.
– Ну, хоть так, – сказал Иван Черноярец. – Выспится хоть... Бери за руки, за ноги – унесем спать. Кончай гульбу! Федор, Ларька, кто там?.. Вали по рядам, бейте кувшины. Батька велел, мол!
Матвей Иванов, когда Степана раздели и уложили на лежак, остановился над ним, долго всматривался в бледное рябое лицо атамана.
– Вот вам и грозный атаман! Весь вышел. Эх, дите ты, дите... И нагневался, и наигрался, и напился – все сразу.
– Ты, на всякий случай, не лезь-ка ему под горячую руку, этому дитю, – посоветовал Иван. – А то она у его... скорая: глазом не успеешь моргнуть.
– Может, – согласился Матвей. И пошел из шатра. – Пойтить другого заступника поискать... Тоже где-нибудь землю бодает.
– Кого это? – спросил Черноярец.
– Василья Родионыча мово.
К Волге вышли глядя на ночь (в версте выше Царицына).
Начали спускать на воду струги и лодки. Удобное место спуска указал бежавший из Царицына посадский человек Степан Дружинкин. Он же советовал атаманам, Разину и Усу:
– Вы теперича так: один кто-нибудь рекой пусть сплывет, другой – конями, берегом... И потихоньку и окружите город-то. Утром они проснутся, голубки, а они окруженные, ххэх... – Дружинкин не мог скрыть радости, охватившей его. – Стены, вороты – они, конечно, крепкие. Да надолго ли! Кто их держать-то шибко будет?..
– Воеводой кто сидит? – спросил Степан. – Андрей?
– Тимофей Тургенев. На своих стрельцов, какие в городе, у его надежа плохая, он сверху других ждет. Да когда они будут-то! Они пока без признака...
– Много ждет?
– С тыщу, говорят. С Иваном Лопатиным идут. Надо бы, конечно, до их в городок-то войтить. Ах, славно было бы, Степан ты наш Тимофеич, надежа ты наша!.. Отметились бы мы тада!..
– Родионыч, поплывешь со стругами, – велел Степан. – Я с конными и с пешими. Шуму никакого не делай. Придешь, станешь, пошли мне сказать.
– Ладно, – сказал Ус. И пошел к месту, где сволакивали на воду струги. Все же тяготило его подначальное положение, не привык он так. Однако – терпел.
Когда стало совсем темно, двинулись без шума к Царицыну водой и сушей.
Утром, проснувшись, царицынцы действительно обнаружили, что они надежно окружены с суши и с воды.
Воевода Тимофей Тургенев и с ним человек десять стрельцов (голова и сотники, да прислуга, да племянник, да несколько человек жильцов) смотрели с городской деревянной стены, как располагается вдоль стен лагерь Разина.
– Сколь так на глаз? – спросил воевода у головы.
– Тыщ с семь, а то и боле.
Воевода вздохнул.
– Неделю не продержимся... Пропали наши головушки!
В городе гудел набат.
Степан, Ус, Федька Шелудяк, Сукнин, Черноярец, Ларька Тимофеев, Фрол Разин, Матвей Иванов – эти внизу тоже оценивали обстановку.
– Ну? – спросил Степан. – Какие думы, атаманы?
– Брать, – сказал Шелудяк, – чего на его любоваться-то.
– Брать?.. Брать-то брать, а как?
– Приступом! Навяжем лестниц, дождем ночки – и с Исусом Христом!..
– Исус что, мастак города брать? – спросил Ус.
– А как же! Он наверху – ему все видать, – отрезал занозистый Шелудяк.
– Хватит зубатиться, – оборвал Степан. – Родионыч, Иван, какие думы?
– Подождать пока, – сказал Иван Черноярец. – Надо как-нибудь в сговор с жильцами войтить.
– Умное слово, – поддержал Матвей Иванов. – Стены стенами, да ведь и их оборонять-то надобно. А есть ли у них там такая охота? Оборонять-то. А и есть, так...
Подъехал казак, доложил:
– Царицынцы, пятеро, желают Степана Тимофеича видать.
– Давай их.
Подошли пять человек посадских с Царицына.
– Как же вышли? – спросил Степан.