Читаем Том 6. Кабала святош полностью

Опытная Маргарита Николаевна, к которой из-за ее красоты нередко приставали на улице, промолчала, не стала спрашивать и сделала вид, что смотрит в хвост процессии, уходящей на Каменный мост.

— Я не позволил бы себе заговорить с вами, Маргарита Николаевна, если бы у меня не было дела к вам.

Маргарита Николаевна неприятно вздрогнула и отшатнулась.

— Ах, нет, нет, — поспешил успокоить собеседник, — вам не угрожает никакой арест, я не агент, я и не уличный ловелас. Зовут меня Фиелло, фамилия эта вам ничего не скажет, ваше имя я узнал случайно, слышал, как вас назвали в партере Большого театра. Поговорить же нам необходимо, и, поверьте, уважаемая Маргарита Николаевна, если бы вы не поговорили со мной, вы впоследствии раскаивались бы очень горько.

— Вы в этом уверены? — спросила Маргарита Николаевна.

— Совершенно уверен. Никакие мечтания об аэропланах не помогут, Маргарита Николаевна, а предчувствия нужно уважать.

Маргарита вновь вздрогнула и во все глаза поглядела на Фиелло.

— Итак, — сказал называющий себя Фиелло, — позвольте приступить к делу, но условимся ничему не удивляться, что бы я ни сказал.

— Хорошо, пожалуйста, — но уже без надменности ответила Маргарита Николаевна, растерялась, подумала о том, что, садясь на скамейку, забыла подмазать губы.

— Я прошу вас сегодня пожаловать в гости.

— В гости?.. Куда?

— К одному иностранцу.

Краска бросилась в лицо Маргарите Николаевне.

— Покорнейше вас благодарю, — заговорила она, — вы меня за кого принимаете?

— Принимал за умную женщину, — ответил Фиелло, — условились ведь...

— Новая порода: уличный сводник, — поднимаясь, сказала Маргарита Николаевна.

— Спасибо, покорнейше благодарю, — печально отозвался Фиелло, — и всегда мне такие поручения достаются. — И добавил раздраженно: — Дура!

— Мерзавец! — ответила Маргарита Николаевна, повернулась и пошла.

И тотчас услышала за собой голос Фиелло, но несколько изменившийся:

— «И вот, когда туча накрыла половину Ершалаима и пальмы тревожно закачали...» Так пропадите же вы пропадом в кладовке над вашими обгоревшими листками и засохшей розой. Мечтайте о том, как вы его унесете на аэроплане. Пропадайте пропадом.

Совершенно побелев лицом, Маргарита Николаевна повернулась к скамейке. Сверкая глазами, на нее со скамейки глядел Фиелло.

— Я ничего не понимаю, — хрипло, удушенно заговорила она, — про листки еще можно узнать... но аэроплан... — И страдальчески добавила: — Вы из ГПУ?

— Вот скука-то, — отозвался Фиелло, — все по нескольку раз нужно повторять. Сказал ведь раз: не агент. Ну позвольте еще раз: не агент! Не агент! Достаточно? Сядьте!

Маргарита повиновалась и села.

— Кто вы такой? — шепнула она, с ужасом глядя на Фиелло.

— Фиелло, и кончено, — ответил тот. — Фиелло! Теперь слушайте... Приглашаю я вас к иностранцу...

— Вы мне не скажете, откуда вы узнали про листки и про мои мысли об аэроплане? — уже робко спросила Маргарита Николаевна.

— Не скажу, — ответил Фиелло, — но вы сами узнаете вскоре.

— А вы знаете о нем? — шепнула Маргарита.

— Знаю, — важно ответил Фиелло.

— Но поймите, поймите, — опять взволновалась Маргарита Николаевна, — я же должна знать, зачем вы меня влечете куда-то? Ведь согласитесь... вы не сердитесь... но когда на улице приглашают женщину... неизвестный человек... Хочу вам сказать... У меня нет предрассудков... поверьте... Но я никогда не вижу иностранцев, терпеть их не могу... и мой муж... то есть я своего мужа не люблю, но я не желаю портить ему карьеру. Он не сделал мне ничего злого...

Фиелло с видимым отвращением выслушал эту бессвязную речь и сказал сурово:

— Попрошу вас помолчать.

— Молчу, — робко отозвалась Маргарита Николаевна.

— Я вас приглашаю к иностранцу, во-первых, совершенно безопасному. Это раз. Два: никто решительно не будет знать, что вы у него были. Стало быть, на эту тему и разговаривать больше нечего.

— А зачем я ему понадобилась? — вкрадчиво вставила Маргарита Николаевна.

— Ну уж этим я не интересовался.

— Понимаю... я должна ему отдаться, — сказала догадливая Маргарита Николаевна.

Фиелло надменно хмыкнул.

— Могу вас уверить, что любая женщина в мире мечтала бы о том, чтобы вступить с ним в связь, но я разочарую вас — этого не будет. Он совершенно не нуждается в вас.

— Ничего не понимаю, — прошептала Маргарита Николаевна и дрожащей рукой вынула футлярчик с губной помадой и лизнула губы. — А какой же мне интерес идти к нему? — спросила она.

Фиелло наклонился к ней и, сверля зелеными глазами, тихо сказал:

— Воспользуйтесь случаем... Гм... вы хотите что-нибудь узнать о нем?

— Хочу! — сильно ответила Маргарита Николаевна.

— А повидать его? — еще тише и искушающе шепнул Фиелло.

— Как! Но как? — зашептала Маргарита и вдруг вцепилась в рукав пальто Фиелло.

— Попросите: может, чего и выйдет, — сквозь зубы многозначительно сказал Фиелло.

— Еду! — сказала Маргарита.

Фиелло с удовлетворением откинулся на скамейке.

— Трудный народ эти женщины, — заговорил он иронически, — и потом, что это за мода поваров посылать. Пусть бы Бегемот и ездил, он обаятельный.

«Час от часу не легче», — подумала Маргарита Николаевна и спросила, криво усмехаясь:

Перейти на страницу:

Все книги серии Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10 томах

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза