Том 6. Кабала святош

Внутренность большого шатра на опушке векового леса. Шатер наполнен разнообразными предметами: тут и обрубки дерева, на которых сидят, стол, радиоприемник, посуда, гармоника, пулемет и почему-то дворцовое богатое кресло Шатер сделан из чего попало: брезент, парча, шелковые ткани, клеенка. Бок шатра откинут, и видна падающая за лесом радуга. Полдень. Маркизов, с костылем в синем пенсне, сидит в дворцовом кресле с обожженной и разорванной книгой в руках.

Маркизов(читает). «…Не хорошо быть человеку одному. Сотворим ему помощника, соответственного ему…» Теория верная, да где ж его взять? Дальше дырка. (Читает.) «…И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились…» Прожгли книгу на самом интересном месте… (Читает.) «…Змей был хитрее всех зверей полевых…» И точка. А дальше страницы выдраны.

Входит Пончик-Непобеда. Он, как и Маркизов, оброс бородой, оборван, мокрый после дождя. Сбрасывает с плеча охотничье ружье, швыряет в угол убитую птицу.

Про тебя сказано: «Змей был хитрее всех зверей полевых…»

Пончик. Какой змей? Ну тебя к черту! Обед готов?

Маркизов. Через полчасика, ваше сиятельство.

Пончик. Ну-ка, давай по одной рюмочке и закусим…

Маркизов. Да Адам, понимаешь ли, все запасы спирта проверяет…

Пончик. Эге-ге-ге. Это уж он зря нос сует не в свое дело! Тут каждый сам себе Адам по своему отделу. А тебе удивляюсь — не давай садиться себе на шею. Ты заведующий продовольствием? Ты! Стало быть, можешь полновластно распоряжаться. Я привык выпивать перед обедом по рюмке и работаю не меньше, если не больше других… Адамов!

Маркизов. Верно, правильно, гражданин Змей! (Снимает пенсне. Выпивают, закусывают.)

Пончик(неожиданно). Постой… (Подбегает к радиоприемнику, зажигает лампы, крутит кнопки.)

Маркизов. Да нету, нету — я целое утро слушал. Пусто, брат Змей!

Пончик. Ты брось эту моду — меня змеем называть. (Выпивают.)

Маркизов. Я без чтения — должен заметить — скучаю… И как же это я «Графа Монте-Кристо» посеял, ах, ты, Господи! Вот подобрал в подвале… Только всего и осталось от книжки. Да… При этом про наших пишут: про Адама и Еву.

Пончик(заглянув). Чушь какая-нибудь мистическая!

Маркизов. Скучно в пустом мире!

Пончик. Я с радостью замечаю, что ты резко изменился после гибели. И все-таки, что бы ни говорили, я приписываю это своему влиянию. Литература — это великое дело!

Маркизов. Я из-за ноги изменился. Стал хромой, драться не могу и из-за этого много читаю, что попадает под руку. Но вот, кроме этой разорванной книги, ничего не попалось…

Пончик. Так давай еще раз прочитаем мой роман!

Маркизов. Читали уже два раза…

Пончик. И еще раз послушай. Уши у тебя не отвалятся! (Достает рукопись, читает.) «…Глава первая. Там, где некогда тощую землю бороздили землистые, истощенные…» Я, видишь ли, поправляю постепенно. Вставил слово «истощенные». Звучит?

Маркизов. Почему же не звучит?.. Звучит!

Пончик. Да-с… «Истощенные лица крестьян князя Волконского». После долгого размышления я заменил князя Барятинского князем Волконским… Замечай!

Маркизов. Я заметил.

Пончик. Учись!.. «Волконского, ныне показались свежие щечки колхозниц… „Эх, Ваня! Ваня!..“— зазвенело на меже…»

Маркизов. Стоп! Станция! Вот ты, я понимаю, человек большой. Пишешь ты здорово, у тебя гений. Объясни ты мне, отчего литература всегда такая скучная?

Пончик. Дурак ты, вот что я тебе скажу!

Маркизов. За печатное я не скажу. Печатное всегда тянет почитать, а когда литература… Эх, Ваня, Ваня, — и более ничего. Межа да колхоз!

Пончик. Господи! Какая чушь в голове у этого человека, сколько его ни учи! Значит, по-твоему, литература только писанная — да? И почему всегда «межа да колхоз»? Много ты читал?

Маркизов. Я массу читал.

Пончик. Когда хулиганил в Ленинграде? То-то тебя из союза выперли за чрезмерное чтение…

Маркизов. Что ты меня все время стараешься ткнуть? Правильно про тебя сказано в книге: «полевой змей»! А про меня было так напечатано: (Вспоминает.) «Умерло, граф, мое прошлое».