Том 6. Лорд Эмсворт и другие

— Вы размышляли об этом, леди Констанс?

— Конечно.

— И к каким пришли выводам?

Леди Констанс растерялась, как Ватсон, что там — как сыщики Скотланд-Ярда.

— Прежде всего, — продолжал Бакстер, — надо найти мотивы. Кому в замке выгодно украсть свинью? Мистеру Кармоди.

— Кармоди?

— Да. Он — секретарь лорда Эмсворта, и очень плохой, рискующий со дня на день остаться без работы. Приезжаю я. Естественно, он пугается, он лихорадочно ищет, как бы укрепить отношения с лордом Эмсвортом, и тут ему приходит в голову мысль — дикая, достойная кинофильмов мысль, чрезвычайно характерная для людей его пошиба. Если он спрячет свинью, а потом вернет, благодарность не позволит лорду Эмсворту отказаться от его услуг.

Он снял очки и протер. Леди Констанс негромко вскрикнула. О другой женщине, не о ней, мы сказали бы «взвизгнула».

— Но, мистер Бакстер… Он поднял руку.

— Конечно, одному этого не сделать, свинью надо кормить по часам. Тут нужен сообщник. По-видимому, это — Бидж!

Как ни стремится летописец представить все действия леди Констанс в лучшем свете, но тут и он скажет, что она заблеяла.

— Би-и-и-идж!

— Вы замечали, как он себя ведет?

Она покачала головой, ибо была не из тех, кто присматривается к дворецким.

— Он встревожен. Его гложет совесть. Когда я к нему обращаюсь, он подскакивает.

— Подскакивает?

— Да. Только что я к нему обратился, и он взвился в воздух. Можно было бы спросить, в чем дело.

— Стоит ли, мистер Бакстер? Разумно ли это?

Собственно, то была фигура речи, но после таких вопросов расплывчатое мечтание обратилось в четкий план. Бакстер не любил, чтобы сомневались в его разуме.

— Несколько наводящих вопросов не помешают.

— Но он уйдет от нас!

В течение этой беседы Бакстер мог несколько раз отмести возражения рукой, но сдерживался; а сейчас — отмел.

— Дворецких на свете много, — ответил он и с этими разумными словами вышел, не помывшись. До того ли? Он пересек холл. Он проник за зеленую гардину. Он пошел по обиталищу слуг, к комнате Биджа, когда дверь открылась и появился дворецкий, одетый для прогулки. Остановившись на одной ноге, Бакстер подождал, а потом — последовал за ним.

На дворе было темно, как в коридоре. Мрачное небо обложили темно-лиловые тучи, чреватые громом, молниями и ливнем, которые так часто напоминают нам, англичанам, что мы — народ северный, и лето наше — не какой-нибудь радостный рай.

Но никакое ненастье не остановило бы Бакстера, если его звал долг. Подобно герою Теннисона,[56] который следовал за лучом, он следовал за дворецким. Только в одном отношении Бидж походил на луч — он был виден. Но это самое главное.

Кусты поглотили дворецкого, а там — и секретаря,

2

Некоторые утверждают (и даже пишут в газетах), что в наше злосчастное время древний британский дух угас. Где твердость, вопрошают они, где прославленная смелость? Они бы не вопрошали, если бы увидели Руперта Бакстера или Хьюго Кармоди.

Отправляясь на поиски Миллисент, Хьюго заметил, что надвигается гроза, но ее презрел. Пусть, решил он; какое мне дело до молний, какое дело до грома? И подбодренное небо обронило весомую каплю точно туда, где кончался его воротничок.

Он этого не заметил. Сообщение Роналда Фиша так воздействовало на его чувства, что поток холодной воды их бы не разбудил. Такое состояние было у него в тот прискорбный вечер, несколько лет назад, когда он выступал за университет в легком весе и случайно подставил челюсть кулаку противника. Не захочешь, а поймешь, что ощущают анархисты, когда бомба сработает раньше времени.

Стемнело так, что он почти ничего не видел. Нет, не стемнело, это какой-то лес, видимо — Западная роща. Что ж, роща так роща. Он шел вперед.

Земля под ногами была рыхлой, какие-то веточки цеплялись за фланелевые брюки, и это бы его огорчило, если бы он это заметил. Он натыкался на деревья, и стоячие, и лежачие. Перед ним на небольшой просеке виднелся домик, его он заметил, потому что именно там мог бы закурить сигарету. Что-что, а курить ему хотелось.

Вдруг он с удивлением обнаружил, что идет дождь, судя по его костюму — давно. Гремел и гром. Молнии наводили на мысль о том, что в лесу они охотно ударяют в людей. Не обнаружат кого-то за ужином, пошлют спасательную партию — и наткнутся на что-то мягкое. А, вот он! Где? Здесь. Вот это — Хьюго Кармоди?! Ну, ну, поднимай! Хороший был человек. Правда, все хмурился. Что-то любовное, да? Не завидую его девушке. Сама довела. Эй, осторожней! Когда я скажу: «Взяли!», поднимай и неси.

Картина эта немного его развлекла. Аякс бросил вызов молниям. Хьюго скорее поощрял их, с одобрением глядя на особенно яркую вспышку, зазмеившуюся над деревьями. В конце концов и домик не убережет, подумал он и кинулся к домику.

Дверь распахнулась ему навстречу, что-то громко прошуршало, словно вспугнутый фазан, и повисло у него на шее, выразительно плача.

— Хьюго! Хьюго, дорогой!

Разум подсказывал ему, что это не Миллисент, но ошибался.

— Хьюго! Спаси меня! Я бур-бур-бур, вур-вур-вур, а тут темно!