Том 6. Может быть — да, может быть — нет. Леда без лебедя. Новеллы. Пескарские новеллы

Она была вне всякого подозрения. Ее честность и преданность семье были испытаны в течение пятнадцати лет. Она приехала из Ортоны вместе с донной Кристиной, когда последняя вышла замуж, и была как бы частью ее приданого. Под покровительством госпожи Мария всегда пользовалась в доме известным авторитетом. Она была очень суеверная, предана святому патрону своей родины и своей церкви и чрезвычайно хитра. Со своей госпожой она как бы заключила тесный союз против всего, что делалось в Пескаре, и в частности — против святого покровителя Пескары. При всяком удобном случае она упоминала о своей родине, о прелестях и богатствах родных мест, о великолепии ортонской базилики, о сокровищах святого Томазо, о пышности религиозных обрядов в честь него, по сравнению с жалким святым Четтео, у которого была лишь одна маленькая серебряная рука.

— Осмотри хорошенько все углы, — сказала донна Кристина.

Мария вышла из комнаты. Она обшарила все закоулки кухни и террасы, но напрасно, вернулась с пустыми руками.

— Нет! Нигде нет!

Тогда обе женщины начали думать: они напрягали свою память, теряясь в догадках. Потом обе вышли на террасу, которая была обращена ко двору и прачечной, чтобы обыскать ее в последний раз. Так как они очень громко говорили между собой, то из окон соседних квартир стали выглядывать кумушки.

— Что случилось, донна Кристи? Скажите! Скажите!

Донна Кристина и Мария поделились с ними новостью, не жалея слов и не скупясь на жесты.

— Иисусе! Иисусе! Неужто у нас завелись воры?

И вмиг слух о краже стал перелетать от соседа к соседу по всей Пескаре. Мужчины и женщины принялись строить предположения и догадки, кто бы мог быть вором. Новость, дойдя до последних домиков Сант-Агостинского предместья, приняла внушительные размеры: речь шла уже не о простой ложке, а о всем серебре дома Ламоников.

Была чудная погода. На террасе расцветали розы, и два чижика в клетке громко пели, кумушки высунулись из окон, чтобы поболтать о прелестной теплой погоде. Из-за вазочек с васильками показывались женские головки, напоминая своей болтовней мяуканье котов на крыше.

— Кто бы это мог быть? — то и дело спрашивала донна Анна, сложив руки.

Донна Изабелла Сертале, которую прозвали куницей за ее вкрадчивые манеры, придающие ей сходство с этим хищным зверьком, спросила своим пронзительным голосом:

— Кто был только что у вас, донна Кристи? Если не ошибаюсь, я видела, как уходила от вас Кандия…

— А-а-а! — воскликнула донна Феличетта Маргазанта, прозванная сорокой за свою беспрерывную болтовню.

— А! — повторили другие кумушки.

— И вы не подумали?

— И вы не заметили?

— Разве вы не знаете, кто такая Кандия?

— Разве мы не говорили вам, кто такая Кандия?

— Я уверена.

— Белье-то стирает она хорошо, что и говорить. Она — лучшая прачка в Пескаре, что и говорить. Но у нее цепкие пальцы… Разве вы не знали об этом, кума?

— Я как-то недосчиталась двух скатертей.

— И я — одной.

— А я — рубахи.

— А я — трех пар кальсон.

— А я — двух наволочек.

— А у меня исчезла новая нижняя юбка.

— А у меня вечно чего-нибудь не хватало.

— И у меня.

— И у меня.

— Я не прогнала ее: в самом деле, кого я возьму вместо нее? Сильвестру?

— Ах! Ах!

— Анджелантонию? Бибашетту?

— Одна хуже другой!

— Приходится терпеть.

— Но ложка — это…

— Это уж слишком!

— Вы не спускайте ей, донна Кристи, не спускайте этого!

— Кто спускает, а кто — нет, — многозначительно произнесла Мария Бизаччиа; хотя у нее было спокойное и добродушное лицо, но она не упускала удобного случая выставить в дурном свете других слуг дома.

— Мы-то уж подумаем, донна Изаббэ, мы подумаем!

Так болтали без конца кумушки у окон. И обвинение, переходя из уст в уста, распространялось по всей местности.

II

На следующий день рано утром, когда Кандия Мерканда перетирала щелоком белье, на пороге прачечной появился полицейский Биаджо Пеше, прозванный Капральчиком.

— Тебя сейчас же требует в управу господин голова, — заявил он прачке.

— Что ты говоришь? — спросила Кандия, нахмурив брови, но не переставая стирать.

— Тебя сейчас же требует в управу господин голова.

— Меня требует? Для чего? — продолжала спрашивать Кандия немного грубым тоном, не зная, чему приписать это неожиданное требование, и упираясь, как упрямое животное, пугаясь своей тени.

— Не могу знать для чего, — ответил Капральчик. — Я получил приказание.

— Какое приказание?

Женщина из природного упрямства не переставала задавать ему вопросы. Она не могла понять, в чем дело.

— Меня требует голова? Для чего? Что я сделала? Не хочу идти. Я ничего не сделала.

— А, так ты не хочешь идти? Берегись же! — сказал Капральчик, потеряв терпение.

Он ушел, придерживая рукой эфес старой шпаги и бормоча угрозы.

В это время соседи, слышавшие этот разговор, вышли из своих квартир и стали смотреть на Кандию, которая продолжала стирать белье. Так как они знали о пропаже серебряной ложки, то начали пересмеиваться и перебрасываться двусмысленными шутками, которых Кандия не понимала. Их усмешки и намеки вселили беспокойство в душу женщины, ее тревога усилилась, когда снова появился Капральчик в сопровождении другого полицейского.