Том 6. Обрыв. Части 3-5

– Что брезгаешь старым, а как посватаюсь? Чем не жених – или стар? Генеральша будете…

– Не «льщусь» этой почестью… – сказала она, не глядя на него. – Bonjur, Наталья Ивановна: где вы купили такую миленькую шляпку: у m-me Pichet?[7]

– Это муж из Москвы выписал, – сказала Наталья Ивановна, робко взглянув на Райского, – сюрприз…

– Очень, очень мило!

– Да взгляните же на меня: право, посватаюсь, – приставал Нил Андреич, – мне нужна хозяйка в доме, скромная, не кокетка, не баловница, не охотница до нарядов… чтобы на другого мужчину, кроме меня, и глазом не повела… Ну, а вы у нас ведь пример…

Полина Карловна будто не слыхала, она обмахивалась веером и старалась заговорить с Райским.

– Вы у нас, – продолжал неумолимый Нил Андреич, – образец матерям и дочерям: в церкви стоите, с образа глаз не отводите, по сторонам не взглянете, молодых мужчин не замечаете…

Смех у дверей раздался громче, и дамы гримасничали, чтоб скрыть улыбку.

Татьяна Марковна постаралась было замять атаку Нила Андреича на ее гостью.

– Пирога скушайте, Полина Карповна, – я вам положу! – сказала она.

– Merci, merci, нет, я только что завтракала!

Но это не помогло. Нил Андреич возобновил нападение.

– А одеваетесь монахиней: напоказ плеч и рук не выставляете… ведете себя сообразно вашим почтенным летам… – говорил он.

– Что это вы ко мне привязались! – сказала Полина Карповна, – est-il bête, grossier?[8] – обратилась она к Райскому.

– Да, да «парле ву франсе…» – перебил Тычков, – жениться, сударыня, хочу, вот и привязался: а мы с вами пара!

– Едва ли вам найдется кто под пару! – отозвалась Крицкая, не глядя на него.

– А как же не пара, позвольте-ка: я был еще коллежским асессором, когда вы выходили замуж за покойного Ивана Егорыча. А этому будет…

– Какая жара – on étouffe ici: allons au jardin![9] Мишель, дайте мантилью!.. – обратилась она к кадету.

В эту минуту показалась Вера.

Все встали, окружили ее, и разговор принял другое направление. Райскому надоела вся эта сцена и эти люди, он собирался уже уйти, но с приходом Веры у него заговорила такая сильная «дружба», что он остался, как пригвожденный к стулу.

Вера мельком оглядела общество, кое-где сказала две-три фразы, пожала руки некоторым девицам, которые уперли глаза в ее платье и пелеринку, равнодушно улыбнулась дамам и села на стул у печки.

Чиновники охорашивались, Нил Андреич с удовольствием чмокнул ее в руку, девицы не спускали с нее глаз.

Марфенька не сидела на месте: она то нальет вина кому-нибудь, то попотчует закуской или старается занять разговором своих приятельниц.

– Вера Васильевна! – сказал Нил Андреич, – заступитесь вы, красавица моя, за меня!

– Разве вас обижают?

– Как же не обижают! Далила… нет – Пелагея Карповна.

– Impertinent![10] – громким шопотом сказала Крицкая, поднимаясь с места и направляясь к двери.

– Куда, Полина Карповна: а пирога? Марфенька, удержи! Полина Карповна! – останавливала Татьяна Марковна.

– Нет, нет, Татьяна Марковна: я всегда рада и благодарна вам, – уже в зале говорила Крицкая, – но с таким грубияном никогда не буду, ни у вас, нигде… Если б покойный муж был жив, он бы не смел…

– Ну, не сердитесь на старика: он не от злого сердца; он почтенный такой…

– Нет, нет; прошю, пустите – я приеду в другой раз, без него…

Она уехала в слезах, глубоко обиженная.

В гостиной все были в веселом расположении духа, и Нил Андреич, с величавою улыбкой, принимал общий смех одобрения. Не смеялся только Райский да Вера. Как ни комична была Полина Карповна, грубость нравов этой толпы и выходка старика возмутили его. Он угрюмо молчал, покачивая ногой.

– Что, прогневалась, уехала? – говорил Нил. Андреич, когда Татьяна Марковна, видимо озабоченная этой сценой, воротилась и молча села на свое место.

– Ничего, скушает на здоровье! – продолжал старик, – не ходи раздетая при людях: здесь не баня!

Дамы потупили глаза, девицы сильно покраснели и свирепо стиснули друг другу руки.

– Да не вертись по сторонам в церкви, не таскай за собой молодых ребят… Что, Иван Иваныч: ты, бывало, у ней безвыходно жил! Как теперь: все еще ходишь? – строго спросил он у какого-то юноши.

– Отстал давно, ваше превосходительство: надоело комплименты говорить.

– То-то отстал! Какой пример для молодых женщин и девиц? А ведь ей давно за сорок! Ходит в розовом, бантики да ленточки… Как не пожурить! Видите ли, – обратился он к Райскому, – что я страшен только для порока, а вы боитесь меня! Кто это вам наговорил на меня страхи!

– Кто? Да Марк, – сказал Райский.

Общее движение. Некоторые вздрогнули.

– Какой такой Марк? – нахмурив брови, спросил Тычков.

– Марк Волохов, вот что прислан сюда на житье.

– Это тот разбойник? Да разве вы знаетесь с ним?

– Мы приятели.

– Приятели? – с изумлением произнес старик и посвистал. – Татьяна Марковна, что я слышу?

– Не верьте ему, Нил Андреич: он сам не знает, что говорит… – начала бабушка. – Какой он тебе приятель…

– Что вы, бабушка! Да не он ли у меня ужинал и ночевал? Не вы ли велели ему постлать мягкую постель…

– Борис Павлыч! помилосердуй, помолчи! – неистово шептала бабушка.