Том 6. Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война

Болгарская опасность в вопросе о Добрудже есть нелепый миф. Но примем на минуту мысль, что такая опасность существует. Очевидно в таком случае, что судьба Добруджи зависит от соотношения сил Румынии и Болгарии. В чем преимущества Болгарии? В ее более демократическом строе и, главное, в ее свободном крестьянстве. Противопоставить ей сильную Румынию можно не захватом незначительного, в конце концов, куска болгарской территории, а поднятием производственных сил страны ее политической демократизацией, раскрепощением крестьянства и, в частности, разумной колонизационной политикой в пограничной с Болгарией Добрудже. Принудительный выкуп добруджанских латифундий и передача их мелкими участками голодающим румынским крестьянам сделали бы Румынию по этой границе совершенно неприступной. Нелепо думать, будто эти меры могут быть в какой бы то ни было степени заменены злосчастной «ректификацией» границы. Ибо какие такие великие стратегические преимущества дает Румынии захваченный ею в благоприятную минуту четыреугольник? Ответа на этот вопрос не дали до сих пор самые крайние энтузиасты политики захвата. Наоборот, выдающийся румынский военный авторитет, генерал Илиеску, прямо заявил, что если нельзя совершенно отрицать стратегического значения «ректификации», то прямо-таки смешно преувеличивать ее значение. И мы слышим со стороны руководящих кругов, что обладание Силистрией имеет для Румынии в ее отношениях к Болгарии не столько стратегическое, сколько… символическое значение. Гереа обрушивается своим сарказмом на правящих дилетантов, которые, руководствуясь в важнейших вопросах государственного существования дешевыми позаимствованиями из области литературных течений, делают политику классическую, романтическую, символическую или декадентскую, но не умеют сделать разумную политику.

Румыния до сего времени[42] — по каким причинам, все равно — не вела политики захвата. Наоборот, она сама была жертвой такой политики.

В мартирологе насильственно расщепленных наций Румыния стоит на третьем месте, после Польши и Сербии. В Бессарабии, с одной стороны, Трансильвании и Буковине, с другой, живет почти половина румынской нации.

Стиснутая между двух колоссов: Россией и Австро-Венгрией, Румыния, разумеется, и думать не может об экспансивной, наступательной национальной политике. Повинуясь категорическому императиву своего международного положения, она, несмотря на аппетиты своих правящих клик, вела до настоящего времени единственно здоровую для нее государственно-оборонительную политику. Балканская война, которая не столько нарушила государственное равновесие на полуострове, сколько равновесие в некоторых «руководящих» черепах, выбила румынское правительство из старой колеи. Но свою завоевательную энергию оно направило не по национальной линии — против России или Австро-Венгрии, что было бы безумным донкихотством, а по… «символической» линии — против обескровленной Болгарии, в чем нет, конечно, донкихотства, а есть одна лишь преступная глупость. На этом новом для нее пути она начинает с того, что включает в свой состав чужеродное тело: провинцию с преобладающим болгарским населением. Болгары Добруджи перешли к Румынии непосредственно из-под турецкого ига. Этот переход был для них освобождением. Совсем другое дело — болгары захваченного четыреугольника: они 35 лет прожили в своем национальном государстве и активно участвовали в его судьбах чрез посредство всеобщего голосования. Они принесли огромные жертвы для дела освобождения Македонии, как они его понимали. А в результате их самих, точно баранов, гонят из одного загона в другой, к новому хозяину, которому они нужны для какой-то «ректификации». В навязанное им отечество они принесут только чувства злобы и ненависти, и в то же время к ним перейдет, без сомнения, политическое руководство болгарским населением Добруджи. Злополучная «ректификация» не только обострит до крайности румыно-болгарские отношения, но создаст в самой Румынии мятежную пограничную провинцию, всегда готовую поддержать Болгарию в случае новой войны.