Том 6. Пьесы 1901-1906

(Идут Богаевская, Редозубов с сыном, Павлин. Дробязгин подтягивается, принимая скромный вид. Гриша делает ему дружеские гримасы, Веселкина смеется, видя это.)

Павлин. Я говорю ей: монастырь — это, девушка, не трудно, а ты вот гнусного родителя твоего возьми и пригрей, — это ноша, это, говорю, крест…

Редозубов. Слышишь, Гришка?

Гриша. Слышу… Ведь я в монастырь не хочу… чего же?

Редозубов. Эх… дурак!

Притыкина. Уж как все хорошо у вас, Татьяна Николаевна! Всего-то много, и все вкусное, все редкое… ох, дорогая вы моя, как это приятно!

Богаевская. Ну, я рада, коли угодила… Жарко вот очень…

Притыкина. А вы лимонаду с коньячком… меня Сергей Николаевич научил лимонад с коньяком пить… освежает!

Редозубов(тоскливо). Татьяна Николаевна! Зачем ты меня позвала? Сидел бы я дома… Вон Павлин говорит — это, говорит, Валтасаров пир…

Богаевская. Оставь детей и уходи, коли не нравится… А Павлин глупости говорит, хоть он и старик…

Редозубов(задумчиво). Заглотал он меня… Что хочет, то и делаю… Это — я?

Богаевская. Зато глупостей меньше делать стал. Давно уж тебя, батюшка, следовало ограничить…

Редозубов. Столбы сломал я… Семь лет за них держался, сколько денег убил по судам…

Павлин. Столбов — жалко. Очень украшали они улицу.

Богаевская. Ну и врешь…

Притыкина. Ездить стеснительно было… а так — ничего! Все-таки каждый видит, каждый спросит, чьи столбы? И знает, что вот в Верхополье городской голова — Редозубов…

Редозубов. Гришка! Чего глаза пялишь на бутылки?

Гриша. Я так, папаша… Больно много их…

Богаевская. Что ты на него орешь? Сам сделал парня дураком, да сам же и сердится…

Редозубов. Ты думаешь, я не вижу, что делается? Эти фармазоны… они варвары, они — нарушители! Они всё опрокидывают, все валится от них…

Богаевская(позевывая). Видно, плохо было построено…

Редозубов. Ты — барыня… тебе ничего не жалко… Вы, баре, чужими руками делали, оттого вам и не жаль… а мы — своим горбом… да…

Богаевская. Да, мы не жадничали… И что нами хорошо было сделано, то, батюшка мой, осталось… А вот умрешь ты, и на месте, где жил, останется только земля испорченная… земля ограбленная.

Редозубов(гневно). Гришка! Иди прочь… Где Катерина? (Идут исправник и Притыкин.)Зови ее домой… иди! Вон — Архип идет… чем он меня лучше? А его наравне со мной ставят… (Идет прочь. Павлин за ним.)

Богаевская. А пожалуй, напрасно я старику-то наговорила… а? Вот… дура…

Притыкина. Ну, дорогая, а он как говорил?

Исправник. Ваш дом — эдем, Татьяна Николаевна, и сами вы — богиня…

Богаевская. Да, очень похожа…

Исправник. А посему — желаю вам праздновать день вашего рожденья еще раз пятьдесят!

Богаевская. Не много ли?

Притыкин. Действительно, Татьяна Николаевна… верно! В другом бы месте Редозубов излаял меня, как собака, а у вас — не может! Потому — вас все уважают… и никто ничего не может…

Богаевская(спокойно). Знают, что вон выгнать могу…

Исправник. Браво!

Притыкин(с восторгом). Знают!

Притыкина(вздыхая). Это очень хорошо, если человек чувствует, что его выгнать могут!

Притыкин(жене, значительно, задорно). Это вы… насчет кого же?

Притыкина. Вообще! А ты думал — про тебя?

Притыкин. То-то.

Исправник. Смирно-о! Выпили, закусили, — ну-с?

Притыкин. В стуколку?

Притыкина. В стуколку и я буду…

Исправник. Извиняюсь…

Богаевская. Идите, батюшка, идите…

(Все уходят. Богаевская сидит в кресле, обмахиваясь платком. С правой стороны доносится голос Степана. Матвей развешивает и оправляет фонарики. Степан и Катя идут рядом. Степан, как всегда, говорит резко и как бы насмешливо.)

Степан…Там горит великий огонь разума, и все честные, все умные люди видят при свете его, как грязно и скверно устроена жизнь…

Катя(негромко). Там много честных и умных?

Степан(усмехнулся). Ну… не очень… (Богаевская тихо смеется.)Потому-то я и говорю — идите туда! Отдайте хоть два-три года вашей юности мечтам о новой жизни и борьбе за эти мечты. Бросьте частицу вашего сердца в общий костер протеста против пошлости и лжи…

Катя(просто). Я пойду…