Том 6. Пьесы, очерки, статьи

– А такой человек определенно есть! – закричал Гармаш. – Есть! Такой, можете себе представить, бобик и доставало! Я говорю про товарища Зензинова, моего соседа по объекту. Поменьше бы таких соседей мне иметь в жизни, так я бы, может, прожил сто с небольшим лет. И не знал бы, почем кило лиха!

– На что жалуетесь, товарищ Гармаш? – невозмутимо спросил черный юноша в пыльном берете. Все рассмеялись. Но Гармаш юноше не ответил.

– Долги надо отдавать! – закричал он со слезой в голосе. – Долги! Мыслимое ли дело, чтобы я или кто другой занял у человека кровный рубль и отказался отдать! Да мне бы все вслед плевали, как самому последнему человеку на земле! А Зензинову все можно. Зензинов занял у меня еще зимой десять тысяч кубов привозного грунта. Крупнозернистого дубовского песка. Это же дефицитный материал, – вы понимаете. Взял этот песок из моей нормы. Занял и клятвенно обещал вернуть через месяц. И вот уже полгода, как не отдает. Да еще и прячется от меня, вражий сын! Вот и здесь, на совещании, я его что-то не вижу. А мне этот песок сейчас нужен для плотины, как воздух. Мне план надо выполнять или нет? Я вас спрашиваю, товарищ начальник.

– Еще как надо, – спокойно сказал со своего места Земляной.

– Так будьте настолько любезны, прикажите Зензинову вернуть мне песок. Вот, говорят, Зензинов – хороший производственник и общественный работник. Может быть, оно и так. Но прямо скажу, такого увертливого товарища я лицом к лицу еще не встречал.

Гармаш замолчал, отдуваясь.

– Так как же, товарищ начальник? – спросил он тонким голосом и просительно улыбнулся. – Какое будет ваше решение?

– Вы что же, – спросил Земляной, – хотите сказать, что Зензинов положил ваши десять тысяч кубов песка себе в боковой карман? Или они пошли в дело?

– Ну, ясно, пошли в дело. Кто же об этом спорит!

– Ну и баста! – решительно сказал Земляной. – Выполняйте план без расчета на эти кубы. Некогда нам сейчас заниматься отдачей долгов.

– Что же мне остается делать?! – горестно воскликнул Гармаш.

– «Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу». Знаете такое выражение? А кроме того, и первее всего остается – работать! И наипаче всего не забывать, что вы с Зензиновым делаете одно дело. И что сотни лет люди бесплодно мечтали об этом канале. Понятно? Или нет?

– Понятно! – согласился Гармаш, виновато рассмеялся и надел пыльную кепку. – Мне просто было неловко, что меня Зензинов обкрутил, как цуцика. А работа за нами не станет, товарищ – начальник.

– Это я знаю. Погодите, товарищ Гармаш. Здесь у нас гость из Ленинграда. Инженер Старостин. Он разрабатывает проект нового гидротехнического сооружения. Оно будет гораздо масштабнее нашего.

– Ого! – сказал кто-то в углу. – Нас перекрыть не так уж просто!

– Так вот. Товарищ Старостин приехал к нам, чтобы подробно ознакомиться со строительством и нашими способами работы. Для начала покажите ему плотину…

Земляной обвел глазами комнату и остановился на Клаве. Клава отвернулась и начала очень внимательно смотреть за окно, где как раз ничего интересного не было, а только стоял запыленный «газик» и шофер протирал его тряпкой.

– И товарищ Гусева тоже с вами пойдет, – сказал Земляной. – Так сказать, представительницей от передовых скреперистов. Ей это полезно!

– «Какой памятливый этот Земляной!» – подумала Клава и с благодарностью посмотрела на Земляного. Запомнил, как она ему говорила, что собирается после строительства учиться с тем, чтобы стать инженером-гидротехником.

Но вслух Клава сказала:

– У меня пропуска нет на плотину.

– «Разве для девушек двери затворены, входы заказаны?» – спросил Земляной. – Ничего! Устроим.

Когда Старостин, Гармаш и Клава вышли из длинного деревянного дома управления, к ним подошел сменившийся с работы подавальщик бетона Кондратий Сидоренко.

– Заранее извиняюсь за беспокойство, – сказал он, – но только разрешите и мне с вами пойти. Потому что я стариннейший здешний житель. Я в этих местах обитаю еще с той поры, когда люди и в уме не держали, что тут будет канал или орошение. Так что кое-что касаемо прошлого я тоже могу рассказать.

Старостин оказался человеком спокойным и молчаливым. Он только расспрашивал, но сам говорил мало. Улыбался он хорошо, немного застенчиво и был вежлив – всегда пропускал Клаву вперед. А Клава от этого очень смущалась.

Старостин расспрашивал Гармаша о плотине, новых способах бетонирования, о насосной станции и иглофильтрах, а Клаву – о работе скреперов. Клава удивлялась. Ей было совершенно ясно, что Старостин – крупный инженер и проектировщик – знает гораздо больше, чем Гармаш, а между тем он входит во все мелочи их строительной жизни.

Гармаш называл много цифр – просто сыпал ими, как горохом. Клава привыкла, что прорабы любят уснащать ими свою речь, и потому опять удивилась, когда Старостин намекнул, что с цифрами надо обращаться осторожно и тем осторожнее, чем более грандиозными числами мы оперируем в своих проектах и в работе.

– Ясное дело! – согласился Гармаш, хотя Клава была уверена, что он не совсем понял Старостина.