При составлении плана Большого Мурманска была тщательно изучена «роза ветров» Кольского залива. Здания будут строиться так, чтобы стоять к преобладающим ветрам не фронтом, а боковыми стенами. Чаще и сильнее всего в Мурманске дуют ветры норд-остовых, нордовых и зюйдовых румбов. Поэтому дома будут выходить окнами преимущественно на запад и восток, а от ветров их будут защищать глухие стены. От направления ветров будет зависеть и направление улиц.
Но где взять воду для нового громадного города – не только сухопутного, но и плавучего? Уже сейчас, когда траулеры перед уходом в море накачивают в свои трюмы пресную воду (каждый траулер берет запас воды на полтора месяца), в Мурманске не хватает воды.
Сейчас Мурманск получает прекрасную воду из двух пресных озер – Семеновского и Среднего. Из них вода идет в город по трубам самотеком, создавая в конце своего пути давление в восемнадцать атмосфер.
Будущий Мурманск, кроме озер, будет брать воду из незамерзающей шумной реки Колы. Она впадает в залив в двенадцати километрах от города. Падение ее так велико, что поезд Мурманской дороги, идущий из Мурманска в Петрозаводск, с трудом ползет двойной тягой рядом с кипящей рекой.
В Мурманске будет открыт ипподром для оленьих бегов. Олень – пока единственное средство передвижения по засыпанным снегом тундрам.
Не так давно в Мурманске были устроены первые оленьи бега. Победительницей оказалась лопарская девушка в меховой малице, расцвеченной белыми и красными полосами. Девушке выдали приз – зеркало, кусок туалетного мыла и никелированный самовар – неслыханные для тундры богатства и невиданные по красоте веши.
До сих пор в Мурманске ничто не росло, кроме березок высотою в метр. Два года назад сделали первый опыт и посадили несколько южных деревьев. Все деревья погибли, за исключением каштана и клена.
Своеобразие этого случая можно будет понять лишь через несколько десятков лет, когда под бледным золотом незаходяшего солнца расцветут густые каштановые сады.
В XVI веке первые голландские корабли пришли в Колу. Шкипера записали в своих судовых журналах: «Место убогое и холодное». В половине XX века электрическое зарево Мурманска будет видно с океана, повторенное на небе светоносной игрой полярных сияний. Моряки не сразу поверят в реальность этого социалистического города в Арктике и, может быть, назовут его, как и сейчас иногда называют, «Прима Полярэ» – первой полярной столицей, социалистической столицей Арктики.
Страна за Онегой
С давних времен у нас на Руси повелось прибавлять к названиям далеких и малоисследованных земель приставку «за» – Заонежье, Заволжье, Зауралье.
Эта приставка как бы определяла черту, за которой кончался привычный мир и начиналась пустынная и заманчивая страна. Там, за Онегой, в Заонежье и Заволочье – за новгородскими волоками, по рассказам бродячих людей, светили чистой водой несметные озера, и путь туда был труден, – кони падали, ломали ноги, скользили от налипшей на копыта давленой ягоды, – брусники и клюквы.
Такой древней «новгородской пятиной», лежащей за краем обжитых земель, и была некогда Карелия – старинное Заонежье. Сейчас это название исчезло с наших карт. Оно сохранилось только за большим лесистым полуостровом, вдающимся с северо-запада в Онежское озеро.
Полуостров этот населен потомками новгородцев. Они сохранили чистый новгородский язык, сохранили старые сказания, песни, былины. Пушкин советовал учиться русскому языку у московских просвирень, С полным основанием можно учиться подлинному русскому языку и у жителей Заонежья.
Как-то ранним летом я приехал в одну из заонежских деревень к сказительнице Захаровой. Цвела черемуха, и было холодно. Летние холода на севере всегда совпадают с этим цветением. Поэтому у многих, кто побывал в северных местах, надолго остается странное представление, что черемуха – холодный цветок.
В деревне мне показали срубленную из толстой сосны высокую избу Захаровой с резьбой на оконных наличниках. Во дворе румяная старуха катала вальком белье. Это и была Захарова. Она увидела меня, отложила валек и вытерла потное лицо. На вальке были вырезаны цветы, травы, колосья, какие-то птицы.
Захарова не сразу согласилась петь.
– Я пою, – сказала она, – когда родина во мне затоскует.
Я не понял.
– Ну, как тебе это растолковать, желанный, – огорчилась Захарова. – Вот так иной раз к вечеру выйдешь на озеро. Лежит оно перед глазами, как серебряный плат. Лист на осине – и тот не трепещет. И так-то сладко станет на сердце, затоскует родина во мне, – и я запою.
Я догадался. Сказительница называла тоской по родине то чувство, которое мы, горожане, называем любовью. «Родина во мне затоскует». Очевидно, это означает, что чувство родной страны доходит до такой остроты, что требует немедленного выражения.
Захарова пела мне песни очень древние, очень величавые– и рекрутские, и плачи, и песни невест.