Том 6. Письма 1860-1873

Вот вам, любезнейший друг Александр Иваныч, несколько строк для графа Толстого, который сегодня же отправляется в Москву и предполагает пробыть там дней 8 или 10. — И со стороны Делянова вы были ему отрекомендованы наилучшим образом. Увидим, что Бог даст… Я, как вы увидите из моего письма, в самых общих выраженьях говорю ему об вас, не предрешая ничего касательно вопроса о вашем будущем определении. Впрочем, и вам самим трудно будет решить этот вопрос, не побывавши предварительно в Петерб<урге>^*.

Из последнего мероприятия по поводу двух журналов вы можете составить теперь более точное понятие о степени сознательности, с каковою относятся к вопросу о печати^*. Это самые примитивные, самые непосредственные отношения… Нечто вроде лечения от зубной боли посредством удара кулаком по зубам… Иногда и это помогает.

Теперь дело идет о пересмотре и перестрое этого несчастного устава о печати — для избежания, как сказано, недоразумений, подобных тому, которое встретилось с «Московскими ведомостями»…^*

Какое наивное занятие все эти попытки решить задачу законодательными ухищрениями — там, где ящик так просто и так нормально открывается… А вот еще и другой куриоз. За какую-то статью уже любимовских «Москов<ских> вед<омостей>» Совет по делам печати уже собрался было предать их суду, но министр решил, что так как «Московские вед<омости>» суть собственность Московск<ого> университета, то надобно предварительно отнестись к министру нар<одного> просвещ<ения> и спросить у него, какие он меры сочтет удобоприятными по поводу означенной статьи^*. Об отзыве же со стороны нар<одного> пр<освещения> на сделанный запрос — я ничего не знаю.

На днях я обедал у в<еликой> княг<ини> Ел<ены> Павл<овны>, и, разумеется, речь была и о деле «Моск<овских> вед<омостей>». Тут случился Чевкин, который очень разумно и с большим сочувствием отозвался о деятельности ее прежней редакции и изъявил надежду, что еще не умер Лазарь, а спит^*. — Впрочем, признаюсь вам, при тех условиях, которыми определяются у нас отношения печати, мне кажется, что в подобной среде и сон, и жизнь, и смерть — все это явления равно случайные и призрачные… Все это Maja, по-русски — марево.

Простите пока. К Marie буду писать особенно. — Обнимаю ее и детей.

Весь ваш

Ф. Т.

Георгиевской М. А., 19 июня 1866 *

80. М. А. ГЕОРГИЕВСКОЙ 19 июня 1866 г. Петербург

Петербург. 19 июня <18>66

Вот вам два письма разом, моя милая Marie, — мое и ваше. Это последнее было вскрыто мною по недосмотру и возвращается к вам недочитанным. Вот как я уважаю, в назидание нашей полиции, тайну частной переписки, особливо супружеской… Мое же письмо вы могли бы оставить вовсе не читанным, так оно бедно содержанием… Все существенное, что бы я мог вам сказать, было уже, конечно, передано вам вашим мужем. — Теперь мне от вас ждать новостей. Тех именно, которые в данную минуту исключительно меня интересуют, т. е. относящихся к вашему делу…^* Я преисполнен надежды на успех. И успех, что вы уже будущей осенью возвратитесь в Петербург. Еще вчера говорил я с Деляновым об Ал<ександре> Ив<аныче>, и он надеется, что гр. Толстой теперь же назначит его по особым поручениям и увезет с собою, в свой ученый объезд. Это было бы лучше и дачи, и даже диссертации.

Что дела Каткова, и подвинулись ли они к счастливому исходу вследствие приезда в Москву графа Толстого? Во всяком случае, я надеюсь, что эти дела и для вас, как для меня, будут иметь интерес чисто гражданский и общественный — и что вы не будете с ними связаны никакою положительною солидарностию.

Здесь стоит погода чудная — и это кажется так натурально и легко, что не понимаешь, отчего бы ей изменяться. Но у нас с хорошею погодою то же, что с хорошими стихами, которые только с виду кажутся легки. Можно сказ<ать>, что нам солнце не без труда дается. — Хотя теперь его даже слишком много, — по крайней мере, для меня в моей подсолнечной квартире. — Зато как теперь у вас должно быть хорошо…

Ждете ли вы меня? Обнимаю детей и кланяюсь вашему мужу. Господь с вами.

Георгиевскому А. И., 26 июня 1866 *

81. А. И. ГЕОРГИЕВСКОМУ 26 июня 1866 г. Петербург

Петербург. Воскресенье. 26 июня <18>66

Вы правы. Лучшего исхода и ожидать было нельзя. «Московские ведомости» этим временным испытанием завоевали себе ключ позиции. Они стали в прямое личное отношение. В этом-то все и дело… Теперь «М<осковские> вед<омости>» стали газетою ставропигиальною. — Итак, пора, очень пора великому сыну Пелея выйти из своего стана и явиться на стене. Трояне, т. е. события, сильно напирают…^*