Серафимович не страшился называть свои произведения этой поры агитками. И на вопрос о том, почему и как стал их писать, он отвечал недвусмысленно. Лжи и клевете классового врага «надо было непременно противопоставить нашу агитацию. Надо было непрерывно внедрять в массы правильное представление о советской власти и делать это убедительно» (т. VIII, стр. 425). Он нередко подчеркивал поучительность фактов и событий, составлявших содержание его очерков. Рассказав, например, о том, как рабочие сами, своими руками восстановили фабрику, он заканчивал очерк словами: «Приходите же, товарищи, посмотреть и поучиться, как надо строить новую жизнь» («Новая стройка»). Агитационную целенаправленность имели и его рассказы этой поры. На фронте, беседуя с красноармейцами, он убеждался, что потребность в доходчивой художественной агитационной литературе у них огромна. Рассказы о прошлом, вроде «Потерянного завтрака», «Как он умер» и др., или антирелигиозные рассказы были обращены именно к такому массовому читателю; они должны были дойти до солдатских окопов, до станка, в деревенскую избу газетным листом или в обложке тонкого журнала (такими и были «Безбожник у станка», «Город и деревня», «Красная нива»), отдельной брошюрой или маленькой дешевой книжечкой-сборником. Это был новый читатель, требовательный и благодарный. Серафимович не мог не думать о нем, поэтому писать «старался попроще и поясней». Это не значит, однако, что он упрощал тему, подлаживаясь под массового читателя. Но писатель знал, что отвлеченная, абстрактная мысль, вялый книжный язык не найдут дороги к его уму и сердцу, вот почему очерки и корреспонденции Серафимовича – это маленькие картинки, в них действуют живые люди, слышна колоритная народная речь; писатель стремится прежде всего к яркому изображению, и это делает его мысль, вывод непреложными и убедительными.
Голос публициста богат оттенками, то деловит и серьезен, то лиричен, ему не чужда патетика, иногда он убийственно ироничен, а иногда полон гнева. Но всегда этот голос остается голосом страстного борца.
Очерки Серафимовича – яркие и правдивые страницы летописи величайшей эпохи. Художник революции умел видеть и понимал суровую красоту и грандиозность совершающегося. За сотнями разнообразных фактов, за множеством пестрых и противоречивых явлений он отчетливо увидел главное – творческую силу пробудившегося к активной исторической деятельности, освобожденного народа. И о чем бы ни писал Серафимович в первые послереволюционные годы, он неизменно заострял внимание на многообразных свидетельствах духовного выпрямления народа. На этой основе вырастают и крупные произведения писателя: пьеса «Марьяна» и «Железный поток». Газетная работа Серафимовича явилась для них надежным и необходимым фундаментом.
Но и сама по себе она не утрачивает своей ценности. Признанная партией, Лениным нужной для своего времени, она не может не волновать сегодняшнего читателя, помогая ему глубже проникнуть в эпоху горячей и трудной молодости нашего Советского государства.
Пауки и кровососы*
Впервые – Собр. соч., т. VIII, М., ГИХЛ, 1948.
Очерк является частью брошюры «Рабочее движение в России». Выпущенная в 1917 году московским издательством «Книга и жизнь» в серии «Популярная общественно-политическая библиотека», эта брошюра стояла в одном ряду с другими агитационными брошюрами Серафимовича, написанными по заданию Московского Совета рабочих депутатов в предоктябрьские месяцы 1917 года. По свидетельству самого Серафимовича, этот «очерк» («Рабочее движение в России». –
Трещина*
Впервые – газ. «Известия», 1917, 27 августа (9 сентября).
«Эту классовую трещину – вернее, пропасть – я отмечал в газете уже в августе 1917 года, т. е. до Октября, – вспоминал в 1948 году писатель. – Я уже тогда отдавал себе ясный отчет, что трещину ничем не заполнить и что социальная революция будет доведена большевиками до конца…» (А. С. Серафимович. Собр. соч., 1948, т. VIII, М., ГИХЛ, стр. 427).
Как он умер*
Впервые напечатано в газете «Известия», 1917, 6(18) декабря, № 223(230). При включении в сборник «Рассказы», М. 1918 (стр. 3–9), в тексте были сделаны большие сокращения, несколько дополнен конец, усилен драматизм последней сцены характеристикой состояния солдата, прибежавшего за бельем и одеждой Науменко.
В капле*
Впервые – газ. «Известия», 1917, 12(25) декабря, под рубрикой «Впечатления».
Море*