Том 6. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть аторая

Несмотря на такой гнет, либеральные идеи продолжал и бродить среди просвещенных классов; одновременно на другом конце русского общественного строя, в деревнях, недоступных для европейских идей, учащались покушения на помещиков. Они свидетельствовали о настоятельной необходимости уничтожения крепостного права. Об этой реформе Николай I постоянно думал, но не решался ее осуществить[66].

Реакция во внешней политике. Сразу же после февральской революции Николай собирался выступить против Франции. «Нашему общему существованию угрожает неизбежная опасность, — писал он прусскому королю. — Не нужно признавать революционное правительство Франции, необходимо сосредоточить на Рейне сильную армию и т. д.». Но, подобно тому, как в 1830 году авангард русской армии, польская армия, обратился против русских войск, так на этот раз неожиданно изменила Николаю Пруссия, та союзница, на которую он больше всего рассчитывал. В марте разразилась берлинская революция, за которой вскоре последовали революции в Вене и в других немецких столицах. Мечта Николая принять на себя славную и выгодную роль, которую играл его брат Александр — стать во главе европейских армий, объединенных против Франции, — внезапно откладывалась «до греческих календ»[67]. В мае Журналь де Сен-Петерсбур (Journal de Saint-Petersbourg), официальный орган русского министерства иностранных дел, заявил, что Россия не будет вмешиваться в чужие дела, но что она никому не позволит в ущерб себе изменять равновесие и территориальное положение Европы.

И действительно, немецкие революции с первого же дня приняли для России более тревожный характер, чем французская революция. В Берлине эмигранты из русской Польши были встречены с энтузиазмом. Прусское правительство разрешило реорганизацию Познани в национальном польском духе. В то же самое время Франкфуртский парламент занялся датским вопросом: германские требования о возвращении герцогств Шлезвига и Голштинии угрожали нарушением равновесия на Балтийском море. С другой стороны, был поднят вопрос о реорганизации Германии в целях ее объединения, что могло произойти только при уничтожении Германского союза и исключении одной из двух великих германских держав — Австрии или Пруссии. В самой Австрии противоречивые требования различных национальностей грозили привести к распадению монархии и образованию в Венгрии и Галиции государств, опасных для русской Польши. Наконец, на Дунае революция в Бухаресте подготовляла образование румынского государства, которому предстояло преградить русским путь на Константинополь. России угрожало на всех западных границах исчезновение или ослабление ее наследственных союзников и появление на их месте государств, которые Есе станут (в этом нельзя было сомневаться, если судить по языку революционной прессы) ее явными врагами. Политика вмешательства, к которой стремился Николай I как в силу своих убеждений, так и в силу своего немного театрального тщеславия, оказалась таким образом в согласии с интересами России. Как прежде, сражаясь против Наполеона, Россия, казалось, защищала с оружием в руках свободу народов, так и в 1848 году казалось, что она сражается за абсолютизм; в действительности же она служила своим собственным интересам.

В Пруссии Николай I использует сперва свое влияние на Фридриха-Вильгельма, чтобы заставить его отказаться от конституции, дарованной им своим подданным. «Я не желаю иметь у себя под боком конституционного собрания», писал ему Николай I. В то же самое время он предоставлял в его распоряжение воинские части, которые, соединившись с оставшимися верными прусскими корпусами, должны были направиться на Берлин, чтобы там, в самом гнезде, раздавить революцию. Он настаивал натом, чтобы прусское правительство, не дожидаясь русского вмешательства, избавилось от «наиболее гнусных орудий возмущения и анархии», т. е. от поляков; настаивал на том, чтобы их не поддерживали более «в их так называемом национальном вопросе», и на том, чтобы Познань была вновь включена в число прочих прусских провинций. Он протестовал против признания Фридрихом-Вильгельмом прав герцога Христиана Шлезвиг-Голштин-Аугустенбургского; через несколько недель, когда прусские войска, соединившись с войсками других германских государств, захватили герцогства, русский посланник в Берлине, Мейендорф, объявил, что их вторжение в Ютландию является враждебным актом по отношению к России, и потребовал от прусского правительства согласия на перемирие. Добившись перемирия, Николай начал переговоры с Англией и республиканской Францией, чтобы окончательно решить датский вопрос; Лондонский договор этот вопрос урегулировал, оставив за Данией все ее владения.