Том 6. С того берега. Долг прежде всего

Серьезность религиозных убеждений католика или протестанта часто удивляет нас; она еще больше должна была поразить Анатоля. Когда он воспитывался, тогда еще не было ни православных славянофилов, ни полицейского православия, не было ни накожного обращения униатов, ни мощей Митрофана Воронежского, ни путешествий к святым местам – чужим и своим – Муравьева, ни духовного прозрения Гоголя; Языков писал еще вакхические песни, а ирмосов и кондаков не только не писал, но и не читал. Церковь, приложив кисточкой печать дара духа святого во время крещения, оставляла человека в покое и сама почивала в тишине.

Но если религиозного воспитания не было в ходу, то цивическое становилось со всяким днем труднее; за него ссылали на Кавказ, брили лоб. Отсюда то тяжелое состояние нравственной праздности, которое толкает живого человека к чему-нибудь определенному. Протестантов, идущих в католицизм, я считаю сумасшедшими, но в русских я камнем не брошу, они могут с отчаяния идти в католицизм, пока в России не начнется новая эпоха.

Легко стало жить Анатолю, когда он переступил за порог монастыря и подпал строгому искусу ставленника-послушника. Покойная гавань, призывающая труждающихся, открывалась для него, он слушался не рассуждая, и, усталый к вечеру от работы, усиленного изучения латинского языка и разных утренних и вечерних служб, он засыпал покойно.

Но церковь призывает не одних труждающихся, но и нищих духом. Тут, в виду католического алтаря, хотел я представить последнюю битву его с долгом. Пока продолжались искус, учение, работа, все шло хорошо, но с принятием его в братство Иисуса старый враг – скептицизм снова проснулся; чем больше он смотрел из-за кулис на великолепную и таинственную обстановку католицизма, тем меньше он находил веры, и новый ряд, мучительных страданий начался для него. Но тут выход был еще меньше возможен, нежели в польской войне. Разве не он сам добровольно надел на себя эти вериги? Их он решился носить до конца жизни.

Мрачный, исхудалый, задавленный горьким сознанием страшной ошибки, монах Столыгин исполнял несколько лет, как автомат, свои обязанности, скрывая от всех внутреннюю борьбу и страдания.

Инквизиторский глаз настоятеля их разглядел. Боясь будущего, он выхлопотал от Ротгана почетную миссию для Столыгина в Монтевидео. И наследник Степана Степановича и Михаила Степановича, обладатель поместий в Можайском и Рузском уездах, отправился на первом корабле за океан проповедовать религию, в которую не верил, и умереть от желтой лихорадки…

Таков был мой план.

Ницца. Осенью 1851.

Другие редакции

С того берега

<А mon fils Alexandre> *

Cher Sacha.

Je veux te d'edier ce livre – parce que je n'ai rien 'ecrit de mieux et que tr`es probablement je n''ecrirai rien de mieux – parce que je l'aime comme souvenir d'une lutte douloureuse, dans laquelle j'ai beaucoup perdu, mais non le courage de conna^itre la v'erit'e – parce qu'enfin je ne crains pas de donner dans tes mains adolescentes cette protestation personnelle, parfois audacieuse, contre un syst`eme entier de mensonge et d'hypocrisie, qui domine le monde, contre des idoles appartenant `a d'autres temps et qui restent debout, absurdes, d'enu'ees de sens, en nous troublant, en nous faisant peur.

Je ne veux par te tromper – connais la v'erit'e – comme je la connais; tu n'as pas besoin de l'acqu'erir, celle-l`a, par des souffrances et par des erreurs – tu peux l'avoir par le droit d'h'eritage. Dans ta vie – sois en s^ur – viendront d'autres questions, se pr'esenteront d'autres collisions… tu ne manqueras ni de douleurs, ni de travail.

Ag'e de 15 ans – tu as d'ej`a pass'e par les plus horribles malheurs… C'est un grand bapt^eme.

Ne cherche pas de solutions dans ces feuilles – il n'y en a pas, ni dans le livre, ni autre part. Ce qui est r'esolu est termin'e et, la r'evolution ne fait que commencer. Nous ne b^atissons pas – nous d'emolissons, nous d'eblayons le terrain. Nous ne proclamons pas de nouvelles r'ev'elations, nous d'etruisons de vieilles erreurs.

L'homme contemporain – triste pontifex maximus, lui aussi, – ne fait que jeter les pontons. Le grand inconnu… le futur У passera… Tu le verras peut-^etre… et alors tu le suivras. Car il est mieux de p'erir avec la r'evolution, que de se sauver dans l'hospice de la r'eaction.

La religion de la R'evolution, de la grande m'etempsycose sociale, est la seule que je te l`egue. Religion – sans r'emun'eration, sans r'ecompense – hors de la conscience m^eme.

Va la pr^echer un jour chez nous `a la maison, on y a aim'e ma voix, on s'y souviendra peut-^etre… et je te b'enis dans cet apostolat au nom de la raison humaine, de la libert'e individuelle et de l'amour du prochain.

Ton p`ere.

Twickenham

5 d'ecembre

23 novembre 1854

<Сыну моему Александру> *

Дорогой Саша.