Никита Сергеевич дом поставил вверх дном. Он мыл полы, проветривал комнаты, топил печи. Ни он, ни Мишуха не спали, должно быть, ночи – в уборке, волнении и заботах. Наутро Никита Сергеевич своими руками раздвигал стол, сам накрывал его скатертью, сам перечищал поднос для самовара, сам раскладывал у тарелок салфетки. Он был совершенно молод. Мишуха Усачев с рассвета ходил на базар за молоком, сметаною и яйцами. С раннего утра кипел самовар.
Никита Сергеевич молол ручною мельницей кофе, когда в одиннадцать – пришли Фигнер и Сажины. Михаил Петрович Сажин, старик, состоявший из громадных костей, широко открыл калитку на двор, сказал, пропуская вперед жену и Веру Николаевну, –
– Прошу пожаловать, молодежь!.. – и добавил, обращаясь к Никите Сергеевичу: – А молодежи, нам троим вместе взятым, – двести лет!..
Прошли в гостиную, Михаил Петрович шутил.
Из гостиной прошли в столовую.
Никита Сергеевич разливал кофе. Мишуха не находил себе места, цыкал на собак, и так уже безмолвных.
И над столом поднялся древний, худой, беспомощный старик. Он заговорил – и он помолодел, голос его окреп, окрепли, помолодели его глаза и жесты. Совершенно очевидно, он говорил всем своим сердцем и всем своим мозгом.
– Вера Николаевна, – старчески сказал Никита Сергеевич и крикнул молодо, – – Верочка Фигнер!.. Помните, сорок с лишним лет тому назад у вас было дружеское прозвище, – «Вера, топни ножкой!»… Вера – «топни ножкой!» Верочка Фигнер!., простите, – я никогда в жизни не называл вас так, – но я всю жизнь так называл вас… Вы не помните меня – и это не валено, – конечно, не важно, – я же не герой… Помните ли вы? – я точно помню. Сорок один год тому назад с несколькими днями, 6-го декабря 1876-го года у колонн Казанского собора?.. – Евгения Николаевна, Вера Николаевна! вы обе были там. Вы помните, на обеих на вас были серые мерлушковые шапочки. Когда молодой студент Плеханов закончил речь и рабочий Яков Потапов выкинул знамя с девизом «Земля и воля», когда городовые бросились со свистками на демонстрацию и демонстрация рассеялась, – вы пошли по Невскому, вы, Вера Николаевна, и вы, Евгения Николаевна, и с вами рабочий Яков Потапов. На вас набросились шпики, Потапов был арестован, – два морских офицера спасли вас и дрались с полицией… Я тогда впервые увидел вас!.. Затем вы уехали в деревню, в Саратовскую губернию, – работа в деревне загнала вас в подполье… Помните дачу в Лесном, где нелегально жили вы и ваши товарищи?.. Помните, в апреле восемьдесят первого года, после первого марта, когда был арестован Исаев, живший с вами на одной и той же нелегальной квартире у Вознесенского моста, и вас искала полиция, – вы жили тогда под фамилией Лихаревой, вы скрылись тогда в Кронштадте у ваших друзей Штромбергера и Завалишина, морских офицеров… Вы помните, конечно, Суханова, Луцкого, Юнга, Гласко, Прокофьева, Разумова, – военно-морскую секцию «Народной воли»?.. Верочка– «топни ножкой!»… я был тогда среди тех офицеров, я был очень близко к революционерам тех лет!.. Как замечательно вы говорили с нами тогда, – вы, восставшая против царя, вы, товарищи которой были уже на виселице, вы, ожидавшая виселицы, покойная, скромная, чистая… Вы помните правила Устава партии, которые вы выработали, вы взяли на себя и вы исполняли, – вы должны были по Уставу отдавать и отдавали все духовные силы свои на дело революции, должны были забыть и забыли все родственные узы и личные симпатии… в Уставе было записано, – «если это нужно, отдать и свою жизнь, не считаясь ни с чем», – «не иметь частной собственности, ничего своего, что не было бы вместе с тем и собственностью организации», – «отдавая всего себя», – «подчиняя себя воле большинства»… Вы помните это, Вера Николаевна. Целую неделю вы прожили тогда у нас в Кронштадте. Первое марта уже отгремело, на Семеновском плацу всенародно повешены были Желябов, Перовская… были бы повешены и вы, если бы вы не скрывались у нас… Я следил за вами и думал, – что переживает она, братья которой только что повешены?.. Вы уехали тогда на юг, в Одессу, чтобы заменить погибшего Тригони… А я, мы с Юнгом, – тою весною мы пошли в кругосветное плавание… Я вернулся в Россию, когда – перед судом – вы были в Петропавловской крепости. Страна немела от виселиц. Вас приговорили к смертной казни. Юнг погиб впоследствии при Цусимском бое… А я…
Никита Сергеевич молчал минуту.
Вера Николаевна следила за Никитою Сергеевичем – ласково и строго одновременно, заботливо старчески, без улыбки.