День отодвигался на запад. Яков Андреевич давал и давал газу. Мотор лучше всего работает в закатные часы. Впереди лежал замечательный русский город ткачей, возникший в лесах и на болотах из феодальных селений, раньше тысяч и тысяч российских городов перешедший от крепостной мануфактуры в капитализм и раньше тысяч и тысяч российских селений ставший социалистическим городом. Направо и налево от шоссе лежали глушайшие, почти первобытные леса, сосна и ель, никак не предвещавшие, что за небольшими десятками километров лежит громадный город советского текстиля, фабрик и двух сотен тысяч пролетариев. В лесу по дороге повстречались две девушки с сундучками, с котомками, босоногие. Не Яков Андреевич предложил, но они попросили – подсадить. Остановили машину. На редкость сизоскулы и здоровы были девушки. Выяснилось, – фабзавучницы, ходили домой, рассчитывали утром попасть на автобус и не попали, тридцать километров прошли уже пешком, осталось еще тридцать, устали, а завтра в восемь надо быть на работе. Яков Андреевич сказал озабоченно:
– Если бы не сундучки… сундучками вы обивку поцарапаете – видите, сколько у нас своих вещей?.. – И добавил сурово-весело: – Однако, ладно, возьмем, – оплата натурой, за каждый километр по поцелую.
– Ты не шути, – сказала старшая, – мы тридцать километров пешком прошли с вещами, поди устали, – и хозяйственно стала укладывать сундучки.
Машина действительно была загружена. Уселись. За руль сел Сергей Иванович, рядом девушка, рядом Яков Андреевич, вторая девушка – на коленях у Якова Андреевича. Яков Андреевич убеждал девушку на коленях, чтобы она его сердечно поцеловала. Навстречу прошли сразу три грузовика. Соседка сказала Сергею Ивановичу:
– Целый день шли, ни одного автобуса не повстречали, а тут сразу три автобуса.
Сергей Иванович спросил:
– А моя машина, вот эта, на которой ты едешь, – как называется?
– Известно как, – достойно ответила девушка, – такса! – И добавила очень ласково, доверчиво и с достоинством скромности: – Я хоть и из деревни, а кое-чему научилась.
Девушки попросили остановить машину в пригороде. Синицын требовал натуру поцелуями. Старшая, которая сидела рядом с Арбековым, сказала:
– Не шути, парень, не срамись!.. – Наши губы не деньги! – И обратилась к Арбекову: – Может, ты чего на нас потратил, ты скажи, мы заплатим, что требуется.
– Нет, платить не надо, – ответил Сергей Иванович, – а если поцелуешь, нос утрем моему товарищу, он всю дорогу твою подружку просил, а поцеловали меня.
– А что ж, и поцелую. Какая тебе, старику, в этом сладость?
– Да ты уж поцелуй, и подружке твоей вели поцеловать меня.
– А что ж, и поцелуем. Нюра, давай его поцелуем!
– А вы и товарища моего поцелуйте, он человек хороший.
– Не станем, чтобы другой раз не напрашивался. А то всю дорогу – натура да натура, – вертоус какой выискался!.. Ты старик, ай только старообразный?
Девушки поцеловали того и другого по разу, в щеки (в губы не позволили), пожали руки, посмеялись. Когда машина двинулась, одна из девушек крикнула под хохот второй:
– Ребята, будете когда мимо проезжать, приезжайте чай пить! – во втором общежитии фабзавуча, Нюра да Катя!..
Впереди лежал замечательный город ткачей, русского текстиля, русских пролетариев.