Том 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

Этот коренастый, низенький, нескладно бойкий и всегда как-то нелепо ступающий (когда он шел, всегда коротковатые штаны его болтались вправо-влево) человечек с усмешливо-медвежьими, но тотчас по-медвежьи каменеющими, широко расставленными глазами отличался от всех обычных людей необъяснимо страшной, отталкиваюгце-притягивающей аурой. Он был намагничен, наполнен ею, никогда никому и ни в чем не уступающей, самоуверенной — надо бы страшнее, непонятнее! — магией монстра— нормальное слово-определение тут не находилось: некая биомашина с атомной силой дикого самодовольства, властности и неуживчивости. Посмотрите на редкие непарадные его фотографии. Вот он играет в шахматы у Горького, на Капри… Как надвинут его котелок, какая окаменелость упорства в выдвинутом подбородке. В шахматы он редко проигрывал, а если проигрывал, больше с тем играть не садился. А вот он смотрит кому-то прицельно в лоб — два пистолетных, винтовочных зрачка. Там же, где он лучится, улыбается, — личина, которую он так же легко надвигал, как и сбрасывал, — маска лицедея… Он никогда никому ни в чем не уступал — так было с детства… И еще он вечно спорил, спорил со всеми, кричал, картавил своим напористым голосом.

Таким он был с детства. Неуправляемый, непослушный, все куда-то лезущий, напичканный дурной, прущей из него энергией. В гимназии его звали: Квя-квя. Или просто: Квя. Гимназия и тогда не жила без прозвищ. Их давали друзьям и приятелям, врагам и недругам. У Вовочки Ульянова не было друзей. Ни одного. Он просто ни с кем не дружил. А если и возникало какое-то подобие дружбы, тут же ломалось, распадалось, и Квя уже словно не замечал бывшего «друга».

Нередко его обижали, давали и тумаки. А он никогда не лез в драку, до ужаса боялся грозных гимназически повес, был позорно труслив — и ненавидел обидчиков накрепко западающей, цепкой памятью. Спасало-защищало Вовочку Ульянова только то, что отец его был важный чиновник по департаменту народного просвещения. Кому-то Квя казался даже безобидным, и если ему грозили, то лишь затем, чтобы вволю похохотать, увидев, как сутулясь, нелепыми прыжками удирает он от гимназии к дому. Детки личных и столбовых дворян, золотозвонного купечества, они и потом не могли понять, почему их так безжалостно стреляли в залитых мочой и кровью подвалах и застенках дебилы и садисты в черных кожанках, точные подобия их бледных мертвоедов-вождей.

Тот унизительный период своей жизни Квя не любил вспоминать. Но не оттуда ли шла-копилась истинно дьявольская ненависть ко всем, кто был лучше, выше, красивее, знатнее и богаче? Большая семья и не столь уж великое звание чиновника-отца не создавали безоглядного достатка. В семье всегда строго экономили, считали каждый грош, и оттого, знать, отношения всех были трезвы, расчетливо-холодны. Все члены семейства жили как-то обособленно, закрыто, уединяясь в своих делах и душах, и, пожалуй, никто, кроме такой же медведицы-чертовки сестры Марии, Вовочку не любил. Мать, без конца беременная (девять беременностей!), была строга, холодна, властна и если кому и дарила свое расположение, так только «другу семьи», личному доктору Ивану Сидоровичу Покровскому, бравому мужчине, на которого она была до странности похожа. Есть фотографии, где они стоят рядом, — пара, до того похожая на супружескую, что эта особенность и ненаблюдательному сразу бросается в глаза.

Старший брат Александр Ульянов, увечный юноша (был горбат), угрюмый и неразговорчивый, был в семье отдельным, увлекался биологией, жил закрытой, неясной жизнью.

А Илья Николаевич — отец, вечно больной, лысый, из-держанно-изможденный, с трудом тянул лямку чиновника-трудяги, подолгу бывал в отъездах и, возвращаясь под семейный кров, удивленно поглядывал на странного, буйного сына, то носившегося по комнатам, то ссорившегося с домашними, то без выбора читавшего что-то из не слишком богатой семейной библиотеки.

Все жили отчужденно-разорванно. Однако всем правила МАТЬ, отнюдь не благостная, кроткая наседка, как она изображается в лживой литературе, но женщина жесткая, решительная и безоговорочно-властная.

Задумайтесь, задумайтесь, читатель, почему в одной семье родилось-выросло ДВА цареубийцы: один несостоявшийся и один совершивший это преступление с леденящей кровь жестокостью?