Читаем Том 6. Статьи 1863-1864 полностью

«В большей части статьи под заглавием «Наша общественная жизнь», назначенной для «Современника», пытаются объяснить: что такое у нас благонамеренные, нигилисты и мальчишки. Под первыми разумеются консерваторы, под последними крайние, неверующие, самые красные. Вся эта речь, большею частию зигзагами, ведена к тому, чтобы указать, что нигилисты и мальчишки приобретают значение в обществе, потому что на них, как на вырастающую силу, начинают обращать внимание. И действительно, — оканчивает автор, — без настойчивых действий и требований нигилистов и мальчишек наше правительство не сделало бы никаких преобразований, необходимых для развития сил народных. По его словам выходит, что всеми нововведениями последнего времени мы обязаны нигилистам + мальчишкам. Так как эту последнюю мысль я предлагаю необходимым исключить вместе с другими отдельными мыслями и выражениями в 34 местах, сбоку отмеченных мною цифрами и окаймленных в тексте кавычками, то остальное за тем, не представляющее ничего резкого и грубого, можно бы дозволить печатать» [113].

Двадцать восьмого января Цеэ переслал отзывы цензоров министру внутренних дел П. А. Валуеву с запиской, в которой сообщалось: «Три цензора… полагают, что статья Щедрина «Наша общественная жизнь» могла бы быть дозволена со сделанными ими исключениями… Мнение их я вполне разделяю» [114].

Исключения, предложенные цензорами, относились, по-видимому, и к тем местам статьи, где речь шла об органе министерства внутренних дел «Северной почте». В надписи на письме Цеэ, датированной тем же 28 января. Валуев присоединился к мнению цензоров и Цеэ, «с присовокуплением, что если нет препятствия говорить о гг. Каткове, Краевском и Тургеневе, то также нет повода заслонять гг. редакторов „Северной почты”».

Но хотя, таким образом, обнародование статьи, с предложенными изъятиями текста, было санкционировано высшим руководством цензурного ведомства, она привлекла к себе, по выходе в свет, внимание наблюдавшего за журналом члена Совета по делам книгопечатания О. А. Пржецлавского. Касаясь ряда произведений, напечатанных в первой сдвоенной книжке возобновленного журнала, он писал:

«Не менее замечательною по тону и содержанию статьею толстого двухмесячного тома должно считать очерк «Наша общественная жизнь» (стр. 355–376). В нем упоминается о приостановлении «Современника» и мере этой мимоходом дается характеристика чистого произвола (стр. 359, 360). С этого как бы вступления вся статья принимает уже насмешливый тон и предметом этой насмешки и всякого рода острот избирается (кто бы мог подумать) — благонамеренный и хороший образ мыслей». «Что касается до нигилизма, — продолжал далее Пржецлавский, — то «Современник» отстаивает его и в настоящей статье, и в предыдущих — «Литературный кризис» и «Внутреннее обозрение» [115], представляя его одним истинным деятелем прогрессивности. Такой же апологии удостаивается от «Современника» и так называемое «мальчишество», и в этой апологии он заходит очень далеко, даже до угроз (стр. 374).

Замечательнейшие в этой статье места означены на стр. 359, 360, 361, 362, 363, 364, 365, 374, 375» [116].

Хотя цензурная корректура хроники неизвестна, можно, со значительной долей уверенности, восстановить ее доцензурный текст. В приведенном выше «мнении» цензора Лебедева содержится предложение исключить из статьи отдельные мысли и выражения в «34 местах», что соответствует примерно количеству расхождений (не считая явно стилистических), обнаруживаемых при сверке журнального текста с текстом корректуры.

Лебедев предложил исключить мысль о том, «что всеми нововведениями последнего времени мы обязаны нигилистам + мальчишкам». Салтыков заменил в Суказанный текст, нами восстанавливаемый по корректуре (стр. 24, строки 2-20), следующим его вариантом:

Откуда этот успех?

Увы! Как ни мал успех, но источник его все-таки не столько в нас, благонамеренных, сколько в мальчишестве, в той неустанной силе, которую оно представляет. Из того, что практическое осуществление новых жизненных форм большою частью зависит от нас и производится нами, вовсе не следует, чтобы от нас же исходила и инициатива их . . . . . . . . . .

Итак, если мы видим, что жизнь сделала шаг вперед, если мы самих себя сознаем лучше и чище…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза