Том 6. Третий лишний

«Скелет кита» разделил со мной не одну вахту, доводя до бешенства, но дальше никакая баллада не шла и не пошла, хотя уже и на сухопутье чепуховая строчка преследовала. Она ерундовская еще и потому, что кости кита были отмечены на карте возле Анихаба, то есть за сотни миль от Анголы. Киты же — вполне возможно — никогда так близко к экватору не поднимаются: они не любят теплой воды. И все равно строка мучила. Закончилось это наваждение, когда я начал получать от читателей стихи.

Профессиональный стихотворец Сергей Алиханов:

Скелет кита на берегу Анголы,
Заметный, белый, высохший, тяжелый.
А мимо проплывают корабли.
Взлетает пыль прибоя,
И небо океана роковое
Вновь осеняет кроткий лик земли…

Любитель из Тулы Алексей Родионов прислал весьма даже умелую издевку под едким названием «Мини-баллада о скелете кита, „Невеле“ и секонде-философе»:

Скелет кита на берегу Анголы
Белел в ночи загадочной грядой,
И рядом я стоял.
Таинственный и голый
Мне берег виделся под чуждою луной.

И думал я: как призрачно все в мире,

Который, как всегда, куда-то катит вдаль…
Вдруг стало ясно мне, как дважды два четыре,
Что все бессмысленно… и даже стало жаль
Себя за гордое и давнее желание
Понять вокруг все сущее… Затем
В груди моей возникло ожидание
Чего-то важного и нужного нам всем…

Но тут пришел вельбот!

Нарушив тишину,
Матросская братва от дальнего причала
Мне долго и сочувственно кричала:
«Довольно, Викторыч, глядеть вам на луну —
Пора на „Невель“!
Чиф уж кроет матом
Всех литераторов!
Такой там поднял вой!..»
Ну что бы подождать еще чуть-чуть ребятам…
Так хорошо побыть наедине с собой!

Нынче ни в натуре, ни на карте скелета кита я уже не обнаружил.

Рассказал Вите Мышкееву все предыдущее. Он подумал и решил, что скелет кита растащили на сувениры, экономя валюту, туристы.

Милях в десяти от Пуэнт-Нуара легли в дрейф. Над Африкой самую чуть рассветало. С правого борта на горизонте горели газовые факелы — где только нынче они не горят. Было влажно и душно. Бесшумно полыхали в тучах над океаном зарницы обессиливающихся гроз. Только изредка стукали в сталь две-три капли дождя. Темнел спящим ящером мыс Мваса. Возле него на карте почему-то написано «Ложный Пуэнт-Нуар».

Четыре градуса сорок минут к югу от экватора.

В шестнадцати милях ниже нас — Конго. На морской карте она не кажется той огромной рекой, которая обласкивает половину Африки. Мысы Ма-Капа и Мойта-Сена с одноименными маяками охраняют ее устье. Плавает вокруг много разной дряни. И еще вокруг судна было много разной задумчивости. И все на мостике это чувствовали.

Есть ли еще во мне лиризм? Способен ли я и сегодня, попав в Ниццу, без всякого дела встать в пять утра и пойти к Лигурийскому морю, чтобы поздороваться с ним за руку? В сорок лет я еще ощущал тихие накаты лирического в самые неожиданные моменты.

…Лигурийское море укрывалось предутренней мглой. Прохладный ветерок тянул с гористого берега.

Я спустился с набережной на гальку широкого пляжа. Пляж тоже спал, как и вся Ницца.

Мерно шумели едва заметные волны, набегая на пляжную гальку.

Я долго стоял, слушая их. Левее торчал над водой небольшой причальчик, он, наверное, был бетонный — белел во мраке бесплотным привидением.

И я спокойно признался сам себе в любви к темному, еще ночному Лигурийскому морю. Оно было как добрый знакомый, встреченный в сложном чужом мире.

— Здравствуй, дорогое, — сказал я, присев на корточки в полумраке, и протянул слабой волнишке руку…

Разве сегодня пришло бы мне в седую башку такое?..

— Поехали в Пуэнт, — сказал капитан, возникая в рубке. — Снимайте судно с дрейфа, старпом.

Матрос стал к штурвалу, старпом дал малый вперед и спросил:

— Как будем с бассейном, Юрий Иванович?

— Спускайте воду немедленно. Здесь полно миазмов, так сказять, начиная с элементарной нефти.

— В бассейн уже забрались зимовщики, плескаются штук пятнадцать.

— Вам сказано! Спускайте! Пусть пловцы посидят на мели.

— Есть.

— Вроде впереди сети! Чуть правее левого конца волнолома! — доложил матрос.

Капитан взял бинокль.

— Н-да, сети-сети, тятя-тятя, наши сети притащили… и не сети, а лодчонка малюха… Виктор Робертович, что самое главное в любых африканских водах — от Игольного до Александрии?