«Театр Кабуки был создан в свое время для народных масс и за свою долгую историю прошел через множество эволюции формы и содержания. В течение трехсот лет, начиная с эпохи Токугава, Кабуки непрерывно пришлось бороться против преследований со стороны привилегированных классов, преследований, вытекавших из господствовавших в ту эпоху аристократических воззрений. Но народные массы поддерживали свой народный театр Кабуки, и он смог вырасти, развиться и достигнуть художественного совершенства.
Я всегда считал, что драма не может расти и развиваться изолированно от народных масс. Театр должен повсюду и везде быть верным другом и спутником народа, и он должен быть интернациональным, общаясь с другими народами. В этом убеждении я давно стремился к международному сближению в области театра.
Поездка эта, по моему мнению, имеет историческое значение для японского театра. Японский театр разбивает свою скорлупу и выходит на международную арену. Я уверен, что советский зритель, так глубоко понимающий и чувствующий искусство, сумеет понять и оценить Кабуки. Я верю также, что сближение в области театра поможет укреплению дружбы между нашими народами и делу всеобщего мира».
3Мы не сомневаемся, что наша публика проявит самый определенный интерес к столь оригинальному зрелищу, являющемуся ключом к пониманию целой сложной и высокой культуры, до сих пор, несмотря на наше соседство с японцами, остающейся для нас чем-то далеким и замкнутым.
Театр на Западе и у нас
*«Никакого кризиса театра на Западе нет»
1— это утверждение слышишь все чаще. Только что я прочел его в статье Жироду в ультрабуржуазной газете «Тан», в номере от 22 июля.В доказательство этого своего положения Жироду заявляет: Разве у нас недостаточно драматических авторов? Да они кишмя кишат. Разве публика не ходит в театр? Да ведь, несмотря на конкуренцию мюзик-холлов и кино, театры даже после повышения цен полны. Наконец, существует ведь наилучший измеритель для успеха того или другого предприятия, — ибо театр есть предприятие, — это — его доходность. Спросите любого театрального делового человека в Париже, и он скажет вам, что в настоящее время театр — хорошее дело, приносящее на затраченный капитал процент не ниже довоенного.
Все это, несомненно, так. Но это не мешает тому же Жироду признать, что при отсутствии внешнего, коммерческого кризиса налицо имеется глубокий внутренний кризис, культурная опустошенность театра, разрыв между ним и культурными потребностями общества.
Тут мы имеем явление, параллельное весьма глубоким характеристикам современного капитализма. Внешне цветущий вид капитализма не только дает возможность его апологетам произносить дифирамбы в честь «воскресшего» капитала, сумевшего превозмочь все недуги, связанные с войной, революциями и т. д. Этот мнимый внешний расцвет, заполонив целиком социал-демократию, отражается, как это ни дико, даже в рядах коммунистов и заставляет некоторых из наших товарищей откладывать ожидание революционного подъема на долгие сроки и совершенно не замечать тех зияющих трещин, которые идут по всему капиталистическому фасаду и едва заштукатурены жиденькой, хотя и ярко раскрашенной, раззолоченной отделкой.
Каждого приезжающего на Запад может поразить внешнее богатство его жизни, кипящее веселье, приподнятый тонус во всех областях работы, времяпрепровождения, спорта и т. д.
Но когда вы вглядываетесь в развеселое лицо и тренированное тело нынешнего капитализма, то замечаете, что взор его потух и движения автоматизированы. Ни у господствующего класса, ни у тех, кто является его вольными или невольными рабами, за исключением революционного лагеря, нет, в сущности, никаких целей, — нет таких целей по крайней мере, которые могли бы как-то морально оправдать весь огромный водопад человеческой энергии, устремляющийся в бездну времен.