Том 6. Зарубежная литература и театр

«Основной чертой его типа является та непринужденная наглость и бесстыдство, которые всегда помогают человеку лгать без зазрения совести и надевать на себя любую личину, действуя постоянно под влиянием одного преобладающего побуждения — во что бы то ни стало проложить себе дорогу, хотя бы при этом нужно было пройти — через трупы отца и брата. Эдмунд не просто узкий эгоист; он и не слепой злодей, способный находить наслаждение в том зле, которое он совершает. Эдмунд — богатоодаренная натура, но натура глубоко и рано испорченная, а следовательно, имеющая возможность воспользоваться своими необыкновенными дарованиями только во вред ближним. Гениальность Эдмунда сказывается в каждом шаге его, в каждом слове, потому что ни одного шага, ни одного движения не делает он, не обдумав, и такое постоянное обдумывание до того иссушает и голову и сердце Эдмунда, что он становится стар не по летам, что он научается управлять даже теми порывами молодых страстей, против которых так слаба бывает пылкая, легко соблазняющаяся юность»³⁹. Другим несомненным признаком гениальности Эдмунда служит то, что все окружающие поддаются магическому влиянию его взгляда, его слова, общего впечатления его личности, которая женщинам внушает безумную страсть к нему, а мужчинам — доверие, невольное уважение и даже некоторый страх.

К этой характеристике мы хотим прибавить только знаменитый монолог Эдмунда, ибо этот монолог часто почти дословно совпадает с некоторыми положениями «свободной морали», к которой, хотя бы с оговорками, имеет тенденцию вплотную подойти наш Бэкон.

Эдмунд

Природе повинуюсь я, как богу:
Из всех законов лишь ее законы
Священны для меня. Из-за чего
Томиться мне в цепях причуд житейских,
И покоряться приговору света,
И жить в ничтожестве за то, что я
Родился в свет немногим позже брата?
Я незаконный сын — пусть будет так!
Я тварь презренная! За что ж я тварь?
Мои члены стройны и красивы,
Я смел умом и телом больше силен,
Чем многие счастливцы, — для чего ж
Меня позорят именем позорным?
Эдгар — законный сын, хотя отец
Эдмунда больше любит, чем Эдгара.
Пусть будет так — Эдмунд отнимет землю
У брата, у законного дитяти.
Законный сын, Эдгар, — какое слово!
Ну, мой законный брат, когда удастся
Мне выдумка моя с запиской этой,
Быть может, что Эдмунд — дитя стыда,
Повыше сына признанного станет,
Вы, боги, будьте с незаконным сыном!⁴⁰

Третьим типом интеллектуалиста-циника, вооруженного умом против своих ближних, мы считаем шекспировского Яго. Обыкновенно он кажется самым загадочным из всей серии типов Шекспира, созданных в этой области. В самом деле, невозможно сказать, какими именно соображениями руководится Яго, когда он совершает свои искуснейшие маневры, направленные на гибель двух, в сущности, в худшем случае, безразличных ему существ, опасные для него самого и бесконечно жестокие.

Вся мотивация Яго заключена Шекспиром в сцене с Родриго⁴¹. Здесь мы видим целую систему каких-то странных самооправданий. Сначала Яго входит в заговор с шалым человеком, высказывающим шалые пожелания, и совершенно на авось, так себе, подло шутя, соглашается содействовать его желаниям, лишь бы тот наполнил его кошель деньгами. Но потом оказывается, что Яго имеет и другие мотивы для того, чтобы пакостить Отелло и Дездемоне. Тут и какие-то подозрения относительно того, что довольно легкомысленная и не очень высоко самим мужем ценимая супруга Яго была недостаточно строгой по отношению к генералу. Тут и другие какие-то соображения, мелкие, разноречивые.

Сразу бросается в глаза, для чего такому тонкому психологу, как Шекспир, понадобились все эти мотивы. Ясно, что они нужны не для того, чтобы действительно мотивировать поведение Яго, а для того, чтобы показать, что Яго сам не знает мотивов своего поведения.