Том 7

Билль о десятичасовом рабочем дне, рассматриваемый сам по себе и как конечная цель, был, таким образом, несомненно ложным шагом, нецелесообразным и даже реакционным мероприятием, носящим в себе зародыш своего собственного уничтожения[149]. Билль, с одной стороны, не разрушал существующего общественного строя, и, с другой, не благоприятствовал его развитию. Вместо того чтобы форсировать развитие этого строя до крайних пределов, до той точки, когда все ресурсы господствующего класса окажутся исчерпанными и когда переход господства к другому классу, когда социальная революция станет неизбежной, — вместо этого билль о десятичасовом рабочем дне стремился насильно вернуть общество к уже пройденной стадии, давно уступившей место современному строю. Это становится совершенно очевидным, если только взглянуть на те партии, которые провели билль через парламент вопреки оппозиции фритредеров. Уж не рабочий ли класс добился этого закона своими волнениями, своим угрожающим поведением? Нет, конечно. Если бы это было так, рабочие уже давным-давно завоевали бы себе Хартию[150]. К тому же те лица из рабочей среды, которые стали во главе движения за сокращение рабочего дня, отнюдь не были страшными революционерами. Это были по большей части умеренные и респектабельные люди, преданные церкви и престолу. Они держались в стороне от чартизма и склонялись в большинстве случаев к своего рода сентиментальному торизму. Они никогда не внушали страха ни одному правительству. Билль о десятичасовом рабочем дне был проведен реакционными противниками свободной торговли, представителями интересов землевладельцев, финансистов, колониальных и судоходных компаний — коалицией аристократии и тех частей буржуазии, которые сами боялись господства фабрикантов-фритредеров. Не провели ли они этот закон из какого-нибудь сочувствия к народу? Нисколько. Они жили и живут грабежом народа. Они ничуть не лучше, чем фабриканты, хотя менее откровенны и более сентиментальны. Но они не хотели, чтобы фабриканты их вытеснили, и поэтому из ненависти к ним провели этот закон, который должен был обеспечить им народные симпатии и заодно приостановить быстрый рост социального и политического могущества фабрикантов. Принятие билля о десятичасовом рабочем дне доказало не силу рабочего класса, а только то, что фабриканты были еще недостаточно сильны, чтобы добиться того, чего хотели.

С тех пор фабриканты фактически обеспечили себе господствующее положение, добившись через парламент проведения фритредерских принципов в области хлебной торговли и мореплавания. Интересы землевладельцев и судоходных компаний были принесены в жертву' восходящей звезде фабрикантов. И чем сильнее становились фабриканты, тем больше тяготили их оковы билля о десятичасовом рабочем дне. Они стали открыто нарушать его: они восстановили систему смен, они заставили министра внутренних дел издать циркуляры, предписывающие фабричным инспекторам игнорировать это нарушение закона; и, наконец, когда ввиду возрастающего спроса на их товары замечания некоторых докучливых инспекторов стали для них нестерпимы, они перенесли вопрос в Суд казначейства, который одним-единственным приговором целиком аннулировал билль о десятичасовом рабочем дне[151].

Так плоды сорокалетней агитации были уничтожены в один день благодаря растущей силе фабрикантов, которым для этого достаточно было кратковременного «процветания» и «повышения спроса»; а английские судьи доказали, что они в такой же мере, как священники, адвокаты, государственные деятели и политико-экономы лишь платные слуги господствующего класса, будь то класс земельных лордов, или финансовых лордов, или фабричных лордов.

Значит ли это, что мы против билля о десятичасовом рабочем дне, что мы за сохранение этой отвратительной системы наживания денег на костях и крови женщин и детей? Нет, конечно. Мы не только ничуть не против, но мы думаем даже, что в первый же день после взятия им политической власти рабочему классу предстоит принять для охраны женского и детского труда еще гораздо более решительные меры, чем билль о десятичасовом или даже о восьмичасовом рабочем дне. Но мы утверждаем, что билль в том виде, в каком он был проведен в 1847 г., был проведен не рабочими, а их временными союзниками — реакционными классами общества — и что, поскольку за ним не последовали никакие дальнейшие шаги по коренной ломке отношений между капиталом и трудом, он явился несвоевременной, несостоятельной и даже реакционной мерой.

Но пусть билль о десятичасовом рабочем дне больше не существует, рабочий класс все же останется в выигрыше в этом деле. Рабочих не должно смутить кратковременное ликование фабрикантов, в конечном счете ликовать будут рабочие, а фабриканты будут плакать. И вот почему.