Том 7. Дядя Динамит и другие

Галли заколебался, продолжать ли, но, выбрав хирургию, он решил идти до конца, даже если у несчастного брата будет нервный приступ.

— Кларенс, — сказал он, — ты помнишь Дафну Литтлвуд? Нет, я тему не меняю, это все связано.

Лорд Эмсворт ничего не помнил, в том числе — и Дафну.

— Кого? А, нет.

— Высокая красивая брюнетка. Сильная личность. Вроде Конни. Ей бы другую окраску — играла бы Конни без грима. Она вышла за Уинкворта, ну, ты знаешь, историк. Он умер, у нее мерзкий сын и фешенебельная школа. В ученых кругах ее очень ценят. Недавно стала кавалерственной дамой, это тебе не кот начхал. Я часто думаю: почему они именно дамы? Кто это выдумал? Не иначе, как американец. Но я отвлекся. Так ты ее не помнишь?

— Совершенно.

— Да? А двадцать лет назад многие держали пари, что ты на ней женишься.

— Что ты говоришь!

— Держали, держали.

— Да я никогда в жизни…

— Откуда ты знаешь? С твоей памятью… Очень может быть, ты просто пылал, посылал ей цветы, пожимал ручку во время танца… А вообще-то, нет. Даже в те годы ты был строг. Неважно. Сейчас она в Бландинге.

— Что!!!

— С сыном. Герм иона пригласила.

— Господи милостивый!

— Прости, но и это не все.

Галли помолчал. Он очень любил брата и знал, что от следующей вести волосы его (их было штук двадцать) уподобятся, по меткому слову Шекспира, дикобраза вспугнутого иглам. Но хирургия — это хирургия. Будет хуже, если бедный Кларенс приедет без подготовки.

— Держись за стул, — сказал Галли. — Почему Гермиона ее пригласила? Ради старой дружбы? Нет. Ради юного Хаксли? Нет. Почему же, спросишь ты. Что ж, я отвечу. Дама Дафна ничего не забыла и надеется раздуть былое пламя. Может быть, я зря тебя пугаю, но из вчерашней беседы с Эгбертом получается так. Тебя хотят женить.

— О-о-о-о!

— Дафна полагает, что юному Хаксли нужен отец. Лорд Эмсворт откинулся в кресле, походя при этом на благородного отца из старой мелодрамы в тот самый миг, когда негодяй лишил его фамильных угодий. Плоти у него было немного, но какая была, та дрожала. Soup madrilene[106] на одном из столиков дрожал под ложкой, но граф дрожал сильнее.

Гермиону он знал. Сестра его, Констанс, всегда вынуждала его поступать против совести — скажем, надеть цилиндр на школьный бал, — а у Гермионы воля и сила раза в два больше. Если Галахад прав, опасность поистине ужасна, самое время нырять. Но достаточно ли теперь утиной техники?

— Может, ты ошибся, Галахад? — только и сказал он.

— Конечно, может, но Эгберт выражался однозначно. Очень тебя прошу, не смыкай глаз. Будь на страже, иначе погибнешь. Не ходи с ней в розовый сад, не сиди вечером на террасе. Заговорит о милых, ушедших днях — меняй тему. Ни в коем случае не гладь по голове этого Хаксли. А главное, не читай стихи. Молодому человеку я всегда скажу: только не стихи! Относится это и к тебе, хотя ты не очень молод. Помню, Булка Бенджер, большой мой друг, попался и погиб, потому что, утратив осторожность, стал читать: «О, руки бледные, когда я вас любил…».[107] Что там, даже мне… А, кофе! Подлей себе бренди, Кларенс.

Глава 4

1

В третьем часу Галли засунул на сиденье машины опупевшего пэра, уложил его ноги, которые всегда стремились уподобиться щупальцам спрута, и пошел домой, привычно шныряя между автомобилями.

В пять Бидж с двумя лакеями подал чай в янтарную комнату Бландингского замка, и те, кто ждал путника, решили подкрепиться тостами, бутербродами и пирожками. Председательствовала леди Гермиона. Полковник Уэдж стоял, прислонившись спиной к каминной доске. Дама Дафна Уинкворт сидела очень прямо, словно стул ей неудобен, а Хаксли, ее сын, подобрался поближе к небольшому столику, где и стояла еда. Уилфрида не было, он слишком боялся даму Дафну. Галли вполне справедливо считал ее могучей личностью. Такой она была и в юности, а многолетняя власть над множеством девиц придала ей ту грозную величавость, какой не убоится только самый смелый человек. Одна мысль о том, что вскоре и он попадет под ее начало, неизменно вызывала у Олсопа полуобморочную тошноту.

Вошла Сэнди Каллендер с какой-то бумажкой.

— Звонили с почты, — сказала она. — Вам телеграмма.

— Спасибо, мисс Каллендер! — воскликнула Гермиона, а когда за сознательной секретаршей закрылась дверь, прибавила. — Это от Типтона, Эгберт. Жених Вероники, — пояснила она Дафне. — Очаровательный американец.

— Хороший парень, — прибавил полковник, всегда оживлявшийся при мысли о миллионах.

— Да, мы его очень любим. Вероника просто без ума.

— Любовь с первого взгляда, — пояснил Эгберт Уэдж. — Как в стихах.

— Получил огромное наследство от дяди.

— Честер Типтон. Галахад его знал.

— Я все думаю, встретились они с Кларенсом?

— Надо спросить. А, вот и Кларенс!

За дверью послышались гудки, потом — шаги. Однако вошел не лорд Эмсворт, а его дворецкий. Леди Гермиона удивилась.

— Это машина, Бидж?

— Да, миледи.

— Где же лорд Эмсворт?

— Милорд просил передать, что он немного задержится. Должен повидать свинью, миледи, — сказал Бидж и удалился.

Теперь удивилась дама Дафна.

— Что он сказал? Где Кларенс?

— У свиньи, — отвечала Гермиона с явственным отвращением.