Читаем Том 7. Дневники полностью

Том 7. Дневники

Костюм Гамлета: сапоги с разрезами, черные чулки, брюки до колен, кожаный пояс, шпага, стилет, куртка с открытой шеей, белая рубашка, плащ, (шляпа с пером), сак для платка, черные перчатки.

<Шекспир. «Гамлет», акт III, сцена 4-я.

Монолог Гамлета: «Да, я говорю тебе: убить…»>

Общий характер — злорадство наболевшей души. Драматичность и сила монологов идет crescendo[98] и во всей силе проявляется уже перед самым явлением духа, когда Гамлет вне себя повышает голос, ругаясь над королем. Страшное напряжение чувства усиливается при явлении духа, когда Гамлет падает на колени и говорит прерывающимся голосом. Здесь переигрывать нельзя ни в каком случае, и предыдущие монологи должны идти постепенно, с редкими порывами страсти.

<Я. Полонский. «Жницы».>

Наступили сумерки. Луна необыкновенно ярка и потому уже начинает бросать свои «влажные» лучи на природу, еще освещенную отражением «последнего луча денницы». Издали доносится певучий звук пастушьей свирели.

Август 1899. Трубицыно. Образ Иисуса Христа, рисованный тетей Соней. Похож на итальянскую живопись. — Голландские картины (2). — Старая ваза, желтая с черным рисунком. — Портрет Мансурова (старинный). — Головка (русские картины). — Старая шифоньерка красного дерева. — Старая картина в духе Белладжио, найдена на Урале; французы в 1812 г. сложили ее вчетверо и смяли.

<1901>

<Заметки о Гамлете>

Гёте объясняет все поведение Гамлета словами его:

Порвалась связь времен; о, проклят жребий мой!Зачем родился я на подвиг роковой!

Когда на слабого от природы возложено великое дело, ему остается только чувствовать свое ничтожество и придавленность под непосильной ношей. Не герой не может свершить героического. От природы Гамлет прекрасен — чист, благороден, нравствен, но ему не по силам обязанность, которую он не может сбросить с себя по ее святости, не может исполнить по собственной слабости. Так думает Гёте.

Кажется, и трагическое действие при такой теме не может развиваться правильно. Главное лицо трагедии все время делает шаг вперед и шаг назад (по Гете!), путается и изворачивается, а с ним изворачивается и δραμα[99], ибо от него зависит.

Известная мне литература о Гамлете (и доступная)такова:

Из «дешевой библиотеки» Суворина — «Гамлет», с примечаниями, перевод Полевого.

Белинский о Гамлете.

Тургенев. «Гамлет и Дон-Кихот».

Гервинус о Гамлете.

Брандес о Гамлете.

Ярославцев о Гамлете; также Тимофеев.

Гнедич о постановке «Гамлета» («Русский вестник», 1882, апрель).

Школьный Шекспир (1876) — «Гамлет».

Переводы «Гамлета»: К. Р., Соколовский, Кронеберг, Полевой, Вронченко, Кетчер.

Пока король, Гертруда, Полоний, Розенкранц и Гильденстерн допытываются, догадываются, хитрят, — им все-таки остается непонятной (как и после, впрочем) тайна Гамлетовой души. Пускай они глубокомысленно обсуждают Гамлетовы поступки, — они живут пошлой и жалкой жизнью. Офелия… жалко ее смешивать с ними, но и она — порождение среды двора; и в ней Полониева кровь. Итак, они живут, ибо не дан им от бога тот гений мысли, который присущ одному только Гамлету.

Хитрая западня готова. Картина III акта 1-го явления жалка до чрезвычайности, одна красота Офелии скрашивает всю молочность и пошлость двух старых дураков, спрятавшихся и выжидающих.

Бог знает, есть ли в какой другой драме большая резкость и безжалостность перехода, чем здесь, когда входит Гамлет с первыми словами

Никто из действующих лиц, кроме главного, не может, я думаю, подозревать, до какой степени бесполезны уловки и вся игра в прятки, так «ловко» подстроенная. Будь на пути Гамлета кричащая толпа, он бы ничего не увидел и ничего не услышал. И самый его шаг и тон первых слов показывает это. Шаг неровный. Остановки произвольные.

Гамлет думал без конца. Все вопросы в основании своего разрешения содержат тайну, тем более такие, какие всегда волновали Гамлета. И вот сила мысли довела его до стены; можно только разбиться об нее или остаться в прежнем положении — быть или не быть. И что всего важнее, что стена давно уже стоит перед Гамлетом. Вопрос «быть или не быть» не нов для него. Он «знает» его «до основания».

Итак, Гамлет вошел странно, остановился тоже странно вдруг, и вдруг в 1000-й раз задал себе вопрос: «Быть или не быть?» И сейчас же констатировал: «Вот в чем вопрос» и т. д., ибо почувствовал внезапную надежду на свою силу, на свою возможность решить его.