Том 7. Это было

Поэтому-то мы и национальны. Ибо хотим строить. Иначе мы – без дела. Мы – волевые и мы – хотим! Вы привыкли на любом месте довольствоваться рассуждениями, говорить и говорить, спорить и спорить, как говорили и спорили годы-годы. Мы хотим у себя жить и делать. Да, потому мы национальны. И будем – время придет – строить. И если ошибемся – заплатим сами, и без высоких слов. Да, мы – новые. Мы крещены в иную веру, – не водой, а огнем и кровью. Мы уже побеждаем, ибо делами нашей жизни мы заставили и вас, наконец, признать нашу «жертвенность и готовность к подвигу». Признаете и другое. Не признаете – нам не важно. Но строить, без нашего контроля, не позволим. А культурой вашей, знанием вашим всегда готовы воспользоваться – для нашего. Если поймете нас – будем вместе. Долг уплачен. Прежнее мы забудем. Выше и вас и нас – одно: родина, ей много нужно.

Вот что сказал или хотел бы сказать, представляется мне, Александр Туринцев. Пусть он – я его не знаю – извинит меня, если я принял смелость его дополнить. Но сделал я это, как слушатель и судья по иску. И сам я никогда не прочь отвечать по иску, если и на мне есть доля какой вины.

Здесь, в этой исповеди-статье Туринцева, – новое исповедание веры, новое мироотношение, – иначе и быть не может. В огне войны и революции должно было многое сгореть, отжечься и отлиться. Или «отцы», вера которых в движение обновления – краеугольный камень их сущности, так самодовольно-самолюбивы, что лишь за собой признают право на эволюцию, как и на… революцию?! Тут подлинная революция склада русской души, новая поросль от корней родины. Не пациенты санатория для нервно-больных, куда хотят приписать сами страдающие навязчивыми идеями, а огнем опаленные и закаленные пионеры воистину новой жизни.

11 сентября 1924 г.

Ланды

(Русская газета. 1924. 19 сент. № 125. С. 2–3)

Голос совести

Каждый год, в день Святителя Николая, 9/22 мая, Главное Правление Зарубежного Союза Русских Военных Инвалидов обращается к русским людям с призывом о помощи самым обездоленным из нас, хранителям русской славы и русской чести. Нужно ли напоминать и ныне о нашем долге, о страданиях, о безысходной нужде? Совершающиеся в мире, свидетелями и участниками чего являемся мы все, говорит нам неизмеримо ярче и наставительней, чем слово. Мы являемся ныне участниками, по слову поэта, «роковых минут» мира, но не на пир призваны, не в сонм «всеблагих» пить из чаши бессмертия, а – это мы ясно чувствуем – призваны со всем миром как бы на Суд, ибо свершающееся в мире переносит нас из привычной обыденщины в надмирность, в вечность, – так велики события, так невнятны для наших чувств неисследимые их последствия. Чуткость-проникновенность наша внушает нам, что мы как бы призваны к ответу: в грозные минуты жизни каждый должен быть готовым к ответу. В такие минуты слова бесцельны: их место заступают дела, пересмотр, отчет перед своей совестью. События ставят всех как бы перед лицом Судьбы. Русские люди это понимают, чуткостью своей, слышат. В такие минуты совесть особенно тревожна, требует властно, – повелевает. Мы знаем это, мы видим это. В эти дни, дни Страстной недели и Св. Пасхи – наши храмы были переполнены; давно не бывавшие у исповеди – каялись и необычно щедро русская душа, при всей нашей бедности, отзывалась на доброе. В такие минуты душа выпрямляется, готовится: не надо увещаний, слов: совесть повелевает неуклонно, – воображение, пробужденное совестью, ставит перед глазами чуткий символ страдания русского – измученного жизнью, забытого миром – увечного воина, – инвалида. Нужно ли взывать о помощи, будить совесть?

Да ведь этот образ нашего страдания, нашего одиночества, нашей забытости – никогда не закрывающаяся рана! Какие еще слова нужны, когда неутолимая боль в нас, когда мы все стоим перед лицом Судьбы, когда, быть может, уже некоторые из нас уже призваны к ответу?! Ответим же твердо и прямо голосу нашей совести.

(Предположительно: Русский инвалид. 1925. 22 мая.

Вариант – Парижский вестник. 1942. 2 авг. № 8. С. 4)

<Ответ на анкету «Русские писатели о современной русской литературе и о себе»