Том 7. Это было

Чем же она стояла эти века нашествий; пожаров, ига? Летописцы, мыслители, поэты… – по сие время раскрывают это чудо-стояние. После всего, что творилось с Москвой в эти восемь веков, – кажется, и следа не должно бы уцелеть на открытом месте, на этом пересечении ста дорог! А Москва все стоит и ширится. Не только стоит, а явила миру новое чудо бытия: отбила нашествие западных «монголов», повергла и раздавила в прах. Откуда это чудо? Все оттуда, откуда все чудеса минувшего: от Веры, от русского хотенья, от исконного нашего инстинкта – быть, свершить данное нам в удел. Этого не объяснить словами: это от недр, подспудное, дремлющее в неясной грезе, – и, вдруг, в страшный урочный час, взрывающее свой спуд стихийно. Эта сила являет себя в водительстве русских Святых Угодников; толкуется мудрецами, русской мыслью и русским чувством; вскрывается вдохновением поэтов. Это – стихийное, «русский дух», никем еще не осознанный. Это хранило и сохранило Москву – Россию: для нас, – для человечества, может быть. Так вещают духовные водители России, истолкователи российского удела. Этим путем, ищущим вечного, нетленного, вели русский народ его Святые, давая собой пример. И народ шел за ними, сердцем, бессознательно чувствуя величие удела, взыскуя Града. Не для сего ли вложено в нем чудесное «хотенье», о котором писал когда-то Жозеф де Местр: «Если бы русское хотенье заключить под крепость, оно взорвало бы крепость»? О нашей признанности, о «всечеловечности»… – говорил Достоевский в речи о Пушкине. О том же, прикровенно, – в литературе нашей, в течениях русской мысли. Наши Святые торили путь, примером и поучением внедряли в души наши сознание нашего «образа-подобия». И мы бессознательно несем, в великой народной толще, в народном «духе», – веру в предназначенье наше. На этом пути много соблазнов и уклонов, но народ подоплекой чует, что это его дорога, что не покинут его Водители. Недаром – в страшнейшее из испытаний, над бездной, уже разверзшейся, когда растерялась власть, русские обезбоженные люди взывали к небесному оплоту, как давняя крепостная стража молитвенною ночною перекличкой: «Пресвятая Богородица, спаси нас!..», «Преподобный Отче Сергие, моли Бога о нас!..» – до призыванья победоносных былых вождей. И русская вера оправдалась, и небесное чудо совершилось: ударили небывало-ранние морозы, до 40 градусов, в исходе старого ноября, и все окаменело, – и враг застыл. Это – История.

После вековых порабощений русская душа осталась живой, свободной. Как отзывались чужеземцы о русском мужике, о «крепостном рабе»? Много о сем свидетельств. Удивленно свидетельствовали о нем, как о свободном человеке, державшем себя с достоинством, говорящим – как равный с равными. Откуда это? От сознания своего «образа-подобия», от научения от своих Святых, от высокого своего родства, – от несознанного своего богосыновства. Не раб, и никогда не станет ничьим рабом, пока жива православная душа, пока живы в душе истоки, забившие в ней с купели. Вождение Святыми хранило и сохранило в русском народе – человека. И во всем мире он ищет человека, образ и подобие Божий.

Сила духа, вера в себя, в свое, в Правду святого Слова, – просыпались в русской душе в годины бедствий. Эти «рабы», под игом, поверженные в прах, – казалось испепеленные, – чудесно поднимались, напрягались сверхчеловечески, одолевали… – и проносили победные знамена по всей Европе, до наших дней. Что их так чудодейственно живило? Высокий Идеал, несознанный, врожденный, и – бессмертный. Это – стихийное, промыслительно-благостно дарованное. «Нет, так не должно быть… не может жизнь стоять на такой неправде… есть Божья Правда, надо найти ее и установить…» – вот как бы голос в русском человеке, сокровенный, несознанный. Вот откуда – «Неопалимая Купина», духовное вино в нас, порой пьянящее, но всегда укрепляющее дух. Отсюда – неизживаемый «нравственный запас», о котором говорил Ключевский в слове о преп. Сергии. Отсюда чудо стояния и побед. И оно приведет к Победе. Это предназначение – найти Правду и послужить ей, для всех, – это стихийно в нас, но оно ясно Святым и Гениям. Смутное для сознания народом, но проявляемое в сверхчеловеческом напряжении в годины страданий и падений, – повелевающий в нас инстинкт.

Вот почему, отмечая восьмисотлетие бытия Москвы, мы должны особенно чутко вслушаться в голоса нашего прошлого, исконного: особенно ныне, в темную пору грозной неопределенности, когда, быть может, решается русская судьба. Мы должны зорко вглядеться в наше, проникнуть к его вековым истокам. В них – голос прошлого, завет нам. Мы должны крепко связать себя с родными недрами. Пушкин мудро выразил это в глубоких своих стихах: