Том 7. Художественная проза 1840-1855

Стук приближающегося экипажа раздался под окнами; Анна Тарасьевна с любопытством просунула голову в форточку.

Появление модного столичного франта в уездном городе, появление беспристрастного суждения в пристрастном журнале, появление должника к кредитору, появление кометы, предсказанной астрономами в небе, появление хорошей книги в русской литературе, наконец, появление богатой, великолепной кареты в отдаленном углу Петербургской стороны, — как всякому известно и ведомо, вещи чрезвычайно редкие, необыкновенные. Каково жедолжно быть удивление Анны Тарасьевны, которая вдруг увидела из окон своей бедной комнаты карету, красивую, новомодную, запряженную четверкою лихих лошадей. Но удивление ее возросло еще более, когда она увидела, что карета остановилась у ворот дома, в котором они живут…

— Карета, карета! — закричала Анна Тарасьевна. — Посмотри, Александра Ивановна, кажется, это карета?

Александра Ивановна по примеру старухи просунула голову в форточку.

— Точно карета. А вот из нее кто-то выходит… барыня, вся в черном.

— Уж не к тем ли, что живут во втором этаже?

— Не знаю, к ним, кажется, никто прежде не ездил даже в дрожках.

— Так к Воробиным?

— Они купцы, а это карета барская, с гербами.

— Ну так к этому толстому чиновнику с крестом, что один занимает восемь комнат?

— Что вы! Ведь он позавчера выехал…

— Ну так к кому же?

Ответ явился сам собою, самый неожиданный. Женщина, по-видимому лет шестидесяти, одетая в черное бархатное платье, слабыми, дрожащими стопами вошла в убогое Жилище наших знакомок. Лицо ее могло служить самой верной моделью глубочайшей старости. Желтое, морщинистое, безжизненное, но подернутое глубокою думою, оно представляло живую развалину, много говорящую сердцу о прошедшем и еще больше наводящую на идею о грядущем.

— Графиня, ваше сиятельство! — закричала старуха, почти обезумевшая от нечаянного, никогда неожиданного посещения именитой гостьи. — Помилуйте! что изволите приказать?

— Не беспокойся, моя милая, — отвечала графиня, блуждая глазами по комнате.

— Боже мой! кого я вижу! — вскричала Александра Ивановна, которая долго смотрела на графиню в какой-то нерешимости, долго вслушивалась в разговор графини с ее мачехой, как бы не доверяя своему слуху.

— Александрина! О, наконец я нашла тебя! Благодарение всевышнему! Что же ты неподвижна? Разве ты не узнала меня, разве ты уже не любишь меня?

И графиня простирала объятия к прежней своей питомице. Александра Ивановна не трогалась с места. Страшная борьба происходила в душе ее.

— Что же… подойди же к ее сиятельству, — шепнула ей Анна Тарасьевна.

— О, скорей, скорей в мои объятия, — продолжала графиня.

— Я не смею, я не должна… — начала Александра Ивановна.

— Простите ее, матушка, ваше сиятельство, — быстро перебила Анна Тарасьевна, — она так обрадовалась… Ну, полно, опомнись, — продолжала она, обращаясь к Александре Ивановне, — поздоровайся же с ее сиятельством.

Александра Ивановна медлила. Старуха почти силой толкнула ее в объятия графини.

О, как судорожно, как болезненно билось сердце бедной Александры Ивановны, когда она обнималась с графинею!

— Я так давно не видала тебя; но не думай, чтоб я не по-прежнему любила тебя. Бедное, бедное дитя, сколько ты, я думаю, претерпела в эти восемь лет, между тем как…

Графиня отерла слезу.

— Обстоятельства не позволили мне тобою заняться. Совсем неожиданно я должна была удалиться из Петербурга, и ты осталась одна, без друга, без руководителя… сколько ты должна была претерпеть…

— Да, я много плакала, когда вы уехали; мне казалось, я лишилась матери…

— Матери? — повторила графиня с каким-то особенным чувством в голосе. — Тебе казалось, что ты лишилась матери?

— Да.

— А теперь, в эту минуту, что чувствуешь ты?..

— Мне кажется, что я опять нашла ее.

Графиня хотела что-то сказать, но вдруг остановилась и только молча обняла Александру Ивановну.

— О, как я счастлива! — продолжала графиня после некоторого молчания. — Но ты, ты, дочь моя, так же ли любишь меня?..

— О, как же, ваше сиятельство; только у нас и речи было что об вас… уж так вас любит, — перебила старуха.

— Первым желанием моим по возвращении в Петербург, — продолжала графиня, — было увидеться с тобой, моя шалунья… О, ты была большая шалунья в детстве!.. Я употребляла все средства, чтоб найти вас, но старания мои были напрасны. Наконец бог сжалился надо мною… При выходе из церкви я встретила твою мачеху… Но почему же ты, друг мой, не пришла ко мне тогда же?.. я ждала. Или она тебе не говорила…

— Графиня, я не смела… — начала Александра Ивановна…

— Виновата, матушка, ваше сиятельство… совсем запамятовала… ох, старость не радость! Только сегодня вспомнила… — перебила старуха, делая глазами знаки Александре Ивановне.

— Жаль, я ждала, ждала; наконец сердце мое не утерпело…

— Как вы добры, графиня!

— Но вот мы, слава богу, вместе. Расскажи-ка мне, друг мой, как вы жили здесь…

— Ах, графиня, — начала Александра Ивановна с глубоким вздохом.

Но Анна Тарасьевна опять перебила ее, сделав тот же выразительный знак глазами…