Том 7. Конец века (1870-1900). Часть первая

Первое министерство Криспи было министерством смелых опытов, второе — министерством серьезных испытаний: «мегаломания»[138] его вождя уже начала приносить плоды и вызывала немалую тревогу. С 1885 года положение бюджета непрерывно ухудшалось; Мальяни, губивший свою репутацию государственного деятеля той легкостью, с которой он соглашался на новые военные расходы (146 миллионов в 1888 году) и своим умением скрывать их, должен был в декабре 1888 года уйти в отставку ввиду сопротивления, которым были встречены его проекты новых налогов. Его преемник Гримальди констатировал дефицит, выразившийся в сумме 73 миллионов, а затем достигший 230 миллионов в 1889 году и 45 миллионов в 1890 году, т. е. за четыре года, по 1 января 1891 года, получилось превышение расходов над доходами в 348 миллионов[139]. Чтобы выйти из такого затруднительного положения, Криспи обещал не вводить новых налогов, а прибегнуть к сбережениям, программу которых он и представил. Но ему следовало бы изменить свою политику, а между тем в римском вопросе, в африканском вопросе, во внешних делах он продолжал применять все те же приемы. В Риме он разрешил торжественное открытие памятника в честь Джордано Бруно (май 1889 г.), несмотря на то, что Ватикан видел в этом торжестве вызов по своему адресу[140]. В Абиссинии, захваченный волной событий, он стремится к расширению сферы влияния Италии, зайдя в этом стремлении дальше, чем это позволяли недостаточные его средства: поддержав властителя области Шоа, Менелика, в борьбе его с негусом Иоанном, он помог ему сделаться преемником Иоанна, навязав ему, однако, по знаменитому договору в Уччали (май 1889 г.), итальянский протекторат. Одновременно с этим полоса военной оккупации расширена была до Керена и Асмары (август 1889 г.); особым декретом 1 января 1890 года полоса эта превращалась в колонию под названием Эритрея; наконец, два договора, заключенные в марте и мае 1889 года, один с султаном Оппии, другой с султаном Сомали, давали Италии право на владение значительной частью побережья Индийского океана.

По отношению к Франции Криспи, по видимому, колебался между желанием проявить свое доброе к ней расположение и своей потребностью всюду искать врагов. Чтобы выказать свои симпатии к Франции, он провел в обеих палатах отмену дифференциальных пошлин на французские товары (декабрь 1889 г.), послал средиземноморскую эскадру приветствовать Карно во время его пребывания в Тулоне (апрель 1890 г.) и заявил в своей туринской речи (в октябре): «Никто не представляет, да и не может представить себе Европу без Франции, которая является самым чарующим проявлением современной цивилизации и обладает неотразимой притягательной силой». А тем временем официозные газеты не переставали твердить, что Франция готовит нападение на Италию, и распространяли слухи о ее намерении внезапно захватить Специю; сам Криспи, по видимому, верил этим слухам, сооружал укрепления в Альпах и непрерывно увеличивал военный бюджет (403 миллиона в 1889 году).

По отношению к Германии Криспи все учащал проявления дружеских чувств: визит в Берлин вместе с королем и наследным принцем (май 1889 г.); прием императора Вильгельма в Монце (октябрь — ноябрь 1889 г.); сочувственные телеграммы Бисмарку по поводу его отставки[141]; свидание с его преемником Каприви в Милане (ноябрь 1890 г.).

По отношению к Австрии положение Криспи было более щекотливо; чтобы оставаться в дружбе с венским кабинетом, ему приходилось делать вид, что он забывает ирредентистский[142] вопрос, и подавлять или предупреждать всякие вызывавшиеся этим вопросом демонстрации; он выполнил эту задачу с такой решительностью и энергией, словно сам он не был старым революционером[143]. Закрытие австрийскими властями в Триесте итальянского общества За отечество (Pro Patria) вызвало шумные манифестации в Риме и в некоторых провинциальных городах; два дня спустя (22 августа 1890 г.) особый декрет постановил закрыть все общества, которые под именем кружков Барсанти или Оберданка поддерживали ирредентистскую агитацию по обе стороны границ королевства. На одном избирательном банкете в Удино министр финансов Сейсмит-Дода выслушал без всякого протеста речь, заключавшую намек на Далмацию, «которая трудится, страдает, не жалуясь, и <с доверием взирает на будущее»; министр по телеграфу получил от председателя совета приказание подать в отставку.