Самое царствование Вильгельма I делится на два периода: с 1871 по 1878 год Бисмарк правил при поддержке либеральной партии; это — эпоха союза трех императоров, реформы администрации и борьбы с католической церковью. После 1878 года канцлер сблизился с консерваторами, но этот союз повлек за собой перемены, последовавшие бурным темпом. Это — эпоха покровительственной таможенной политики, социальных реформ и колониальной экспансии; вовне Германия искала в тесном союзе с Италией и Австрией гарантии против планов России, отдалившейся от Германии.
Административная реформа.
Империя возникла в результате долгих и тягостных переговоров: до последней минуты немецкие государи противились объединению, и понадобилась вся ловкость Бисмарка и вся его умеренность, чтобы преодолеть это сопротивление. Он рассчитывал, что позднее все вошедшие в договоры ограничения и изъятия силою вещей отпадут. Когда 16 июля 1871 года войска во главе с тремя создателями единства — Рооном, Мольтке и Бисмарком — вернулись в Берлин, восторженные клики толпы звучали как бы упреком и предупреждением по адресу государей, слишком цепко державшихся за свои воспоминания и привилегии. Как и в 1866 году, канцлер не грешил поспешностью; его упрекали то в стремлении принести Германию в жертву Пруссии, то в желании растворить монархию Гогенцоллернов в Германии — обычная несправедливость, являющаяся следствием борьбы партий. Сам Бисмарк не был связан ни с одной из партий, и все партии нападали на него, но их ненависть не была непримиримой — ведь каждая из них все еще надеялась привлечь его на свою сторону, и у каждой оп заимствовал какую-нибудь часть ее программы. Он приучил их действовать на почве империи, так что по прошествии двадцати пяти лет исчезло всякое партикуляристское сопротивление, в том по крайней мере смысле, что оно уже не могло оказывать какого-либо непосредственного воздействия на события. Лозунг, так охотно повторявшийся около 1866 года дипломатами южной Германии: «лучше быть французами, чем пруссаками», — для следующего поколения уже был совершенно непонятен.Отдельные ландтаги сохранили свои полномочия, областная жизнь продолжала существовать. Разумеется, эволюция партий, особенно в мелких государствах, до известной степени определялась имперской политикой: так, для национал-либералов рейхстаг явился объединившим их силы центром, благодаря которому они успешно боролись с крайними консерваторами в Саксонии, с католиками в Баварии. В Бадене, всегда бывшем одним из оплотов имперского начала, министр Иолли, а после него Турбан (1876) располагали дисциплинированным и послушным большинством. Митнахт в Вюртем-берге и Гофман, сменивший в 1871 году Дальвига в Гессене, без всякого сопротивления более или менее точно следовали тем указаниям, которые они получали из Берлина. Этих преданных клиентов было достаточно, чтобы придать политической жизни страны единое направление; отныне уже не имели большого значения второстепенные отклонения вроде того, что Мекленбург, вопреки рейхстагу, сохранил свои отжившие законы и свой феодальный строй, или что временами католикам удавалось приобрести большинство в мюнхенском ландтаге, а демократам — в штутгартском. Эти раздоры отвлекали умы; пока партии на местах оспаривали друг у друга власть, они и не замечали, как рейхстаг, расширяя свои полномочия, мало-помалу стремился лишить эту власть всякого реального значения.
Естественными помощниками Бисмарка в этом деле расширения круга действия и угодного ему толкования имперской конституции являлись национал-либералы, ибо вся их программа и весь смысл их существования резюмировались в единстве Германии, так что Бисмарку не приходилось даже покупать их сотрудничества. Он отказывал им, часто в довольно резкой форме, во всем, чего они просили, — в парламентарном правлении, в ответственности министров, в вознаграждении депутатов. Он считал вопросом чести как можно дольше удерживать у власти тех из своих сотрудников, единственной заслугой которых было их усердие реакционеров.
8 1874 году Бисмарк потребовал у национал-либералов принятия военного бюджета раз навсегда; в виде милости они добились того, что император удовольствовался семилетним сроком (с 1875 по 1881 г.). «Семь лет в паши дни, — говорил старик Вильгельм, — это почти полстолетия». Впрочем, он был доволен тем, что большинство «в общем показало себя щедрым по отношению к армии, а по отношению к нему лично проявило глубокое уважение». Национал-либералы сознавали, что сопротивление с их стороны не встретило бы ни понимания, ни сочувствия в массе их избирателей; они успокаивали свою совесть тем, что старались ускорить дело административного и политического устроения.