Том 7. Моникины

— Как, сэр? На земле есть улица, с которой Широкий Путь не может сравниться? Я знаю несколько моникинов, побывавших в Старом Свете (так низкопрыгийцы именуют область, где расположены Высокопрыгия, Подпрыгия, Спрыгия и так далее), и они клянутся, что такой замечательной улицы там нет нигде. Я сам не имел счастья путешествовать, сэр, но, сэр, позвольте мне сказать вам, сэр, что некоторые из тех, кто действительно путешествовал, сэр, думают, что Широкий Путь, сэр, это самый великолепный проспект, сэр, какой видели их опытные глаза, сэр! Да, сэр, — какой видели их весьма опытные глаза, сэр!

— Вы должны простить меня, мистер Вьюн, если я высказал поспешное суждение, но ведь я пока еще так мало любовался этой улицей, что…

— О, я нисколько не обижен! Я сам презираю моникинов, которые не способны подняться выше местных предрассудков и провинциального самолюбования! Вы же слышали, сэр, как откровенно я признаю, что нет черни хуже нашей и что мы во весь дух летим к черту. Да, сэр, чернь хуже некуда, сэр! Но что касается этой улицы и наших домов, наших кошек, наших собак, ну и некоторых других исключений — вы меня понимаете, сэр, — то ведь это совсем другое дело! Прошу вас, Могол, скажите, кто сейчас считается самым великим человеком вашей нации?

— Я, пожалуй, должен назвать герцога Веллингтона, сэр.

— Так вот, сэр, позвольте спросить вас, а живет ли он в лучшем доме, чем вот этот, что перед нами? Я вижу, вы восхищены, а? Мы всего-навсего бедная новая нация жалких торговцев, сэр, полудикари, как всем известно, но мы все-таки льстим себя мыслью, что умеем строить дома. Не будете ли вы добры зайти на минуту и осмотреть новый диван, который владелец дома купил только вчера, — я с ним близко знаком, и ничто не доставит ему большего удовольствия, чем показать вам его новый диван.

Сославшись на усталость, я отказался от приглашения и таким способом отделался от назойливого знакомого. Однако, уходя, он опять умолял меня распоряжаться его домом, как своим, осыпал проклятиями чернь и предложил мне полюбоваться каким-то весьма заурядным видом, который открывался на Широкий Путь с какой-то особой точки и включал в поле зрения его собственное жилище. Когда мистер Вьюн уже не мог слышать меня, я спросил у бригадира, много ли в Бивуаке подобных субъектов.

— Достаточно, чтобы доставлять другим неприятности, а нас выставлять в самом глупом свете, — ответил мистер Прямодушный. — Мы молодая нация, сэр Джон, сравнительно небольшое население рассеяно у нас на огромных пространствах, и, как вы знаете, мы отделены от других частей Моникинии широким поясом океана. В некоторых отношениях мы похожи на сельских жителей и обладаем их достоинствами и недостатками. Пожалуй, ни одна нация не может похвастать столь большим количеством разумных и глубоко достойных граждан, но есть у нас и клика невежд, которая, преклоняясь перед престижем более старых наций, жаждет быть тем, чем по самой своей природе, образованию, манерам и способностям они еще не могут стать. Короче говоря, сэр, мы впали в грех, свойственный всякому молодому обществу, — в грех подражания. К тому же у нас это подражание не всегда удачно, так как оно по необходимости основывается на описаниях. Если бы зло ограничивалось только светскими нелепостями, над этим можно было бы посмеяться, но, к сожалению, у нас, как и везде, проявляется то врожденное стремление чем-либо выделиться, которое особенно свойственно как раз тем, кто менее всего способен достичь чего-либо, кроме вульгарной известности. И вот те, кому досталось богатство, но не дано блеснуть ничем иным, кроме того, что идет от богатства, присваивают себе право презирать всех, кто менее счастлив в этом отношении. Обуреваемые жаждой быть первыми, они заимствуют свой образ мысли у других государств и в особенности у Высокопрыгии, которая служит идеалом для всех тех, кто в противоположность деспотизму монархии стремится учредить деспотизм касты, а потом поносит тот самый простой народ, который создал их благосостояние, упрямо отказывая ему в сколько-нибудь существенном расширении его основных прав. Помимо этих претендентов на первенствующее положение, у нас еще есть политические доктринеры.

— Доктринеры? Может быть, вы объясните, что это такое?

— Доктринер, сэр, принадлежит к политической школе, которая твердо держится теорий, созданных для оправдания ряда случайных фактов, примером чему может служить Высокопрыгия, наш великий образец. Мы у себя находимся в особом положении. Здесь факты — я имею в виду общественные и политические события — обычно намного опережают взгляды, по той простой причине, что факты идут своим путем, в то время как взгляды находятся в тисках обычаев и предрассудков. А в Старом Свете, наоборот, взгляды — я имею в виду передовые, лучшие взгляды — намного обгоняют факты, поскольку развитие фактов задерживается обычаями и личными интересами, а взгляды развиваются под влиянием науки и самой необходимости перемен.