Том 7. Мы и они

Куда? На старые позиции? Позволю себе привести тут слова С. Булгакова из его «Речи» («Русская Мысль»). Булгаков для меня не авторитет, он не мой единомышленник, но я очень ценю скромную и сдержанную уверенность его тона, несомненную наглядность многих его положений. «Нет, – говорит Булгаков, – вернуться на старые духовные позиции нельзя, мы отделены пропастью, полной мертвецов, мы выросли и исторически поумнели… Надо начать что-то новое, учесть исторический опыт, познать в нем самих себя и свои ошибки, ибо иначе, если мы будем видеть их только у других… то мы останемся загипнотизированные своей враждой и ничему не научимся…»

Вот это лишь и хотелось мне сказать; с той прибавкой, впрочем, что, думается, «новое», которое «нужно начать», – уже началось, и скользят его искры одинаково везде, во всей однообразной тьме нашего чулана. В тошной на первый взгляд и противной неолитературе нашей, в овечьем киданье «общества» не то на «развлеченья», не то на «культурную работу», в мешанине, наполняющей низы газетных листов, в глупом, подчас, удальстве молодежи, даже в чрезмерном превознесении Андреева… везде они, эти искры, есть, надо уметь видеть и… не только ждать, но уметь освобождать их из-под мусора. Уже будни жизни начинают ими переливаться. Глубоко прячут от чужого взора г.г. Мартовы с Неве-домскими свою «растерянность», свой «хаос»… а только из него и может родиться новое. Прячут, пытаются уверить нас, что у них все еще светят их сальные огарки… Но не скроют, не обманут… Святая, благодетельная «растерянность» есть и у самых «твердых» проповедников старого, закралась и в их укрепленный лагерь… ну, значит, и тут есть надежда на что-то иное, нужное, действенное.

Может быть, «хаос» этот и «тьма» – шире охватили нас, чем это думают. Может быть, есть они даже и там, откуда веяло на нас всегда лишь «вековой тишиной»… Дай Бог. Не дети же мы, в самом деле, которых взяли да и заперли в чулан! Если знать, что совершилось с нами что-то поважнее чулана, что не одна «мама», а и мы сами кое в чем виноваты, если верить Чехову, восклицающему: «Сколько хороших людей на свете!» и верить в несомненную силу жизни, – то нельзя не приветствовать наш сегодняшний «хаос», нашу смятенность; это лишь необходимая оглядка на себя и на привычное «свое», на тот «твердый» камень, который вдруг осел как болотная кочка…

Право, довольно стонать, ныть, браниться и «все отвергать». Это капризы и ребячество. Будем искать доброго, а худое само отпадет. Тьму, сколько ни размахивай руками, не разгонишь; а затеплится огонь – она сама отступит.

Зверебог О половом вопросе *

I

Удивительное дело: непомерно возрос у нас интерес к «проблеме пола», так непомерно, что уж и на убыль, кажется, пошел, – а за все это время никто серьезно не взглянул в сторону немецкого писателя Вейнингера. Книга его «Пол и характер», самая замечательная и самая современная книга по данному вопросу; в Германии она давно создала целое течение; у нас, несмотря на то, что последняя гимназистка толковала о «проблеме пола» – почти не писали о ней: отзывались где-то сухо, скучно и холодно – и только. Грязно и безграмотно переведенная – она затерялась в приложении к безобразным «Тайнам Жизни».

На днях, – в самое глухое летнее время, – вышел другой, давно объявлявшийся и, конечно, более приличный перевод книги. Но боюсь, что и он не заставит наше «общество», ту его часть, которая казалось преимущественно занятой «вопросом пола», отнестись к Вейнингеру внимательно. Разгадка этого, удивительного на первый взгляда, невнимания – очень проста.

Дело в том, что именно проблемой-то пола у нас никто и не интересовался. Интересовались полом, таким, каков он был и есть; интересовались им так же, как и всегда, – с тою разницею, что прежде говорили о поле между собою, а теперь стало можно и «модно» говорить о нем публично.

Не только «санинцы» и гимназистки с «Безднами», но и кузминские разные «проблемы» с самими Кузмиными, – что они, год тому назад, что ли, родились? Да нисколько, всегда они благополучно существовали, в ту же меру, на том же месте, только прежде прикрыто – теперь открыто. А ни вопросов, ни суждений, ни размышлений относительно пола в нашем обществе еще нет. Есть пол (как везде он есть), и есть глупая, подчас грубая, с ним возня, – свежедозволенная.

Для этой возни Вейнингер не нужен. Он не полом, а именно проблемой пола занят. Труд его, обнаруживающий, между прочим, громадную эрудицию, – оказался воистину трудом всей жизни: молодой философ, окончив его, застрелился. И уже одно то, что 23-х лет отроду он мог располагать таким научным багажом, заставляет думать, что это был человек почти гениальных способностей.