Том 7. Пьесы

Таня. Четыреста тридцать пять рублей. Если завтра утром не внесу — крышка!

Мать. Ты?

Таня. Я сама не понимаю. Я — нечаянно. Честное слово! Абсолютно нечаянно. Я собирала на ширпотреб. И должна была внести в кооперацию. И у меня еще были свои. И я не внесла. И все перепуталось, свои деньги и общественные деньги. Одним словом, я стала покупать. И все так дорого… Я думала, Ваня получит — и тогда все уладится… Почему ты ничего не говоришь? Мать! Говори что-нибудь. Не молчи. Ради бога, только не молчи. Ну, стукни меня, стукни, мать!

Мать. Ты растратила общественные, трудовые деньги?!

Таня. Мамочка… Завтра вопрос стоит у нас на бюро ячейки. Будет общественный суд. Я пропала!..

Мать. Дочь старого члена партии Евдокии Резчиковой и героя гражданской войны, расстрелянного колчаковцами уральского рабочего товарища Резчикова, член ленинского комсомола, Татьяна Резчикова — воровка?!

Таня. Я не воровка. Нет, нет! Что угодно, но только не воровка! Мать!.. Спаси меня! Я больше никогда не сделаю, никогда!

Мать. Пальцем не пошевельну.

Таня. Мамочка!.. Четыреста тридцать пять рублей… Пойми! Всего четыреста тридцать пять рублей!

Мать. Всего четыреста тридцать пять рублей! Как ты легко швыряешься трудовыми деньгами! Всего! Да если не четыреста тридцать пять, а пять копеек… всего пять копеек… Понимаешь: пять копеек!

Таня. Меня будут судить. И все придут! И все будут показывать на меня пальцем. Весь завод! Конец! Это конец. Ой, пойми! Конец…

Мать. Правильно! Пусть тебя судит весь пролетариат завода. И пусть тебя вышвырнут из ленинского комсомола и дадут десять лет, чтоб другим неповадно было воровать трудовые деньги!

Таня. Десять лет!

Мать. Мало десять лет! Мало! Я б тебя… Я б тебя собственной рукой… Танька! Дочь! Дура! Что ж ты натворила? Что ты наделала? Такие деньги?! Легко сказать… У меня ни копейки. Ни одной копейки! Я за два месяца вперед позабирала… Может быть, продать что-нибудь? Пальто… За него ничего не дадут. Видишь — какое. Один только вид, что подкладка, и ваты ничего нет. Еле держится. И ничего больше нет!

Таня. Я еще раз… Ване скажу…

Мать. Не сметь! Не сметь! Слышишь? Да я со стыда сгорю перед чужим человеком. Ох, дура! Погоди… Может быть, у соседей… у товарищей… Пойду… Пойду по квартирам. По квартирам пойду. По десятке. По пятерке. Не ради тебя! Не ради тебя, дуры, имей в виду! Ради честного имени пролетария Резчикова. Ради светлой памяти отца твоего пойду. Мать, где мой платок?

Бабушка. Где там! Ох, где там! Во всем доме ни у кого больше трех рублей не найдешь фактически. Все поистратились совершенно. К нам занимать ходят. Легко сказать! Ах, боже мой, грех-то какой! Происшествие какое!

Мать(Тане). Сиди.

Мать и бабушка уходят.

Явление XVIII

Таня одна. Ее трясет озноб. Большая пауза.

Явление XIX

Входит Завьялов.

Завьялов. Ну, что, Танюха? Чего ты такая кислая? Ну, здравствуй! Давай мириться. Хочешь, я тебя поцелую нежненько-нежненько? Впрочем, я уже тебя, кажется, сегодня целовал нежненько-нежненько. Ну, это не важно. Фантастическая рассеянность. Почему у тебя глаза красные? Что такое? В чем дело? Слезы? Ты меня извини, но вот это уж совсем не остроумно и становится скучным.

Таня. Я сойду с ума.

Явление XX

Входит бабушка.

Бабушка. Иван Васильевич! Милый человек! Пожалей бабу! Ведь у тебя нынче получка, полный бумажник. Дай денег!

Таня. Бабушка!

Завьялов. Я не понимаю…

Бабушка(Тане). Молчи! (Завьялову.)И понимать тут нечего, чувствовать надо. Погляди — на ней лица нет. Иван Васильевич… Ванечка… Дорогой внучек… (Обнимает его, дышит ему в лицо.)Дай денег, не обеднеешь!

Таня. Бабушка!

Завьялов(отшатывается от бабушки). Что такое? От нее водкой пахнет. Позвольте… Вы просто пьяная!

Бабушка. Не пьяная, а выпивши. Это разница! И то — не я выпила, а привычка моя выпила. Проклятая моя привычка старого режима! Я ведь, милый мой молодой человек, тридцать лет у станка простояла ткачихой. А ты видел такую ткачиху, чтобы она не позволяла себе рюмочки? Это надо снисходительно уважать, молодой человек!

Завьялов. Позвольте…

Таня. Бабушка!

Бабушка(Тане). Молчи, молчи! (Завьялову.)Иван Васильевич, имей снисхождение. Не за себя прошу, за деточку нашу прошу. Ведь ей под суд идти, в тюрьму, деточке нашей. В тюрьму — ты подумай! (Становится на колени.)Не откажи! Дай денег!

Завьялов. Я не понимаю… Что это происходит?

Бабушка. Она деньги чужие потратила — четыреста тридцать пять рублей. Вот что! (Тане.)Проси, дура, он даст. Проси!

Завьялов. Что? Это правда?

Таня. Правда. Я сама не понимаю. Я — нечаянно. Честное слово! Свои деньги и общественные деньги… лежали вместе. Честное слово! И все так дорого, ужас! Ты понимаешь… Цветочки… Продукты… Простыней целых не было… Я стеснялась перед тобой.