Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966

Низенький ямщик (срывает шапку, с силой швыряет ее на пол, гневно кричит). Что сейчас? Я же тебе говорю! Картечью их всех расстрелял… новый царь… Николай. Я же тебе говорю! Дело – табак! Кончено! (Разводит руками.) А в Неве… В Неве сколько их утопили! Лед подломился. А царские войска с набережных все в них палят, все палят.

Все замолкают. Целовальник подходит к двери и закрывает ее на щеколду.

Пушкин. Кого видел среди мятежников?

Низенький ямщик. Кого? Больше офицеров. А простого народа почитай что и не было.

Пожилой ямщик (кричит). Вот то-то и оно! Был бы в деле наш брат, разве нас картечью бы взяли?! Да нипочем! В двенадцатом году мы по лесам да пущам Бонапарта били, – а тут бы не сладили?

Пушкин. Они дрались за нас всех, за народ. Благородное дело. И такой конец.

Низенький ямщик. Их теперь ловят скрозь, по всем дорогам.

Пушкин (подходит к человеку в треухе, говорит вполголоса). Вы оттуда?

Человек в треухе (внимательно смотрит на Пушкина). А что?

Пушкин (крепко пожимает ему руку). Позвольте вас поцеловать. (Целуется с человеком в треухе.) Вы жертвовали своей жизнью не напрасно. Вы совершили подвиг. Он даст плоды. Кого вы видели на площади? Из частных лиц? Там были мои друзья.

Человек в треухе. Рылеева… И этого высокого, тощего…

Пушкин. Кюхельбекера?

Человек в треухе. Да. Он стрелял в великого князя Михаила Павловича.

Пушкин. Стрелял? Что с ним было потом?..

Человек в треухе. Кто знает… были живы. А вот ушли ли?

Слепец (снимает шапку). Чего там спорить, бра-тие! Да сотворит им господь вечную память. (Начинает петь вместе с поводырем «Вечную память».)

Все снимают шапки. Кто-то с силой ударяет в дверь. Щеколда отлетает. В трактир входит исправник, за ним – стражник.

Исправник. Что за панихида? Прекратить!

Пение затихает. Баба в платке торопливо поднимает человека в треухе и ведет его к двери.

Стой! Никуда не ходи. Тут приезжие есть? Из Петербурга?

Низенький ямщик. Я оттудова, ваше благородие. Еле ноги унес.

Исправник (презрительно). Тоже… самовидец нашелся! (Поворачивается к человеку в треухе.) Что за человек?

Баба в платке (слезливо). Сыночек это мой. Хворый он, батюшка. К лекарю его привезла.

Исправник. К лекарю! То-то в трактир с ним пожаловала. Голову-то кто ему разукрасил?

Баба. Да сам, батюшка. Припадошный он. Как упадет, как зачнет биться головой об пол – не удержишь. Бес в него, что ли, вселился… И страх и горе.

Исправник. Погодь, погодь! Дай-ка я малость с ним потолкую, с твоим сынком. (Подходит к человеку в треухе, распахивает зипун. Под ним виден мундир гренадерского полка. Кричит.) Петухов, вяжи!

Стражник хватает человека в треухе сзади за руки.

Припадочный… В Петербурге разберутся, какой он припадочный! (Толкает человека в треухе к выходу.)

Баба в платке, воспользовавшись суматохой, скрывается.

Пушкин (бросается к исправнику). Да как вы смеете!

Кузьма (хватает Пушкина за руки, говорит быстро, шепотом). Александр Сергеевич! Христом-богом молю… Не надо!

Пушкин (вырывается, кричит вслед исправнику и стражнику, которые уводят арестованного). Ну погодите, подлецы!

Кузьма (снова хватает Пушкина за руки, крепко держит его, почти плачет). Александр Сергеевич! Христом-богом… Не доводите себя до беды… Видать, дело кончено. Едем-ка лучше сейчас в Михайловское. А, Александр Сергеевич?

Пушкин (опускается за стол). Сейчас, Кузьма… поедем… (Подымает голову.) Ты говоришь, кончено дело? А если я скажу, что нет! Не кончено! И не будет кончено! Рановато мы родились, это верно, но я на судьбу не в обиде, Кузьма.

Человек в скуфейке (смотрит на Пушкина). Светлый ты человек. Пылкий. Дай тебе бог…

Доносится колокольный звон из монастыря.